— Ну, мамуля… — начал упрашивать Константин.
— «Мама», — сказала мама.
Константин принялся выуживать из тарелки цветную капусту.
С невозмутимостью (или, говоря обо мне, с её видимостью) мы приступили к еде. Моя альтернативная личность, хотя и пережившая отказ Константина от помощи, начала угасать.
— Так чем ты там занимаешься? — в конце концов, спросила мама. — Это напоминает Розеттский камень.
— Я снимаю аксонометрический слепок с подарка Лены.
— И?
Но Константин уже не спешил излагать свою теорию. Он сунул в рот кусок ржаного хлеба, намазанного домашним сыром, а затем тихо сказал:
— Я сделал примерный набросок, но комнаты в доме не сходятся. По крайней мере, комнаты на первом этаже. Похоже, что наверху всё в порядке. В этом-то и отмочка. Прости, мама.
Всё это он произнёс с полным ртом, и теперь набил его ещё плотней.
— Что это за чушь?
Мне показалось, что мама уставилась на него совершенно не похожим на неё взглядом.
— Это не чушь, мама. Конечно, я не измерял его — да и как его измеришь? Но не зря же я учился аксонометрии. На нижнем этаже есть участок, до которого я не могу добраться. Что-то вроде секретной комнаты.
— Покажи.
— Хорошо, мама.
Константин отложил недоеденный хлеб. Он поднялся, чуть побледнев, и через стол протянул ей чертёж.
— Нет, не это. В этом я не разбираюсь, и не думаю, что ты разбираешься.
Лишь изредка она говорила в таком тоне с моим отцом.
— Покажи мне на доме.
Я тоже встала.
— Оставайся здесь, Лена. Долей воды в чайник и вскипяти.
— Но это мой дом. Я имею право знать.
На её лице появилось более знакомое выражение.
— Да, Лена, — сказала она. — У тебя есть право. Но, пожалуйста, не сейчас. Я тебя прошу.
Я улыбнулась ей и взяла чайник.
— Идём, Константин.
Я задержалась на кухне, чтобы мама не решила, будто я подслушиваю или хотя бы проявляю чрезмерное нетерпение — я знала, что это могло её расстроить. Я никогда не стремилась выведать то, что она хотела утаить от меня, а услышав «всему своё время», не спрашивала, что это значит.
Впрочем, они ушли ненадолго: чайник ещё не успел заворчать, когда красивый мамин голос позвал меня обратно.
— Константин совершенно прав, — сказала она, когда я появилась за столом, — и я не должна была сомневаться в нём. Дом построен странным образом. Но и что с того?
Константин сидел, не прикасаясь к еде.
— Я рада, что ты хорошо учишься и знаешь такие полезные вещи, — сказала мама.
Она хотела сменить тему, и мы её сменили.
Действительно, к этому вряд ли можно было что-то добавить. И всё же я дождалась момента, чтобы остаться наедине с Константином — момента, который из-за непривычного отсутствия отца представился лишь с наступлением темноты.
И когда, как того и следовало ожидать, Константин не сообщил мне ничего нового, мной овладела в высшей степени беспричинная уверенность в том, что они с матерью вместе хотят утаить от меня какой-то секрет.
— Но что там было? — наседала я на него. — Что случилось, когда вы были там вдвоём?
— А ты как думаешь? — ответил Константин, желая, как мне казалось, чтобы мама вошла в комнату. — Она убедилась, что я был прав, вот и всё. Да и что с того, в конце концов?
Этот последний вопрос лишь подтвердил мои сомнения.
— Константин, — сказала я, — мне нужно что-то сделать?
— Можешь взломать его, — ответил он почти раздражённо.
Но, реши я даже последовать его совету, меня избавило бы от хлопот совершенно непредвиденное происшествие. Когда на следующий день я вернулась из школы, мой дом исчез.
Константин сидел в своём привычном углу, в этот раз поглощая греческие парадигмы. Не заговорив с ним (когда он работал, это было в порядке вещей), я направилась прямиком в главную гостевую. Широкий сосновый стол, уже не начищенный до блеска, как когда-то, был пуст. Место, где раньше располагался мой дом, отчётливо выделялось, будто и в самом деле какой-то джинн унёс стоявший здесь дворец. Но я не видела никаких следов его перемещения: ни царапин на дереве, ни отпечатков ботинок, ни отвалившихся фрагментов.
Константин был неподдельно удивлён этой новостью. Но я ему не поверила.
— Ты знал, — сказала я.
— Конечно, не знал.
Он всё же догадался, о чём я думаю.
— Я не знал, — повторил он.
В отличие от меня (при случае), он всегда говорил правду.
Собравшись с духом, я выпалила:
— Они что, сами это сделали?
Я почувствовала неизбежный страх, но в каком-то смысле и облегчение.