— Я следила по газетам за тем, что ты делаешь, Дэвид, — сказала она. — Это просто потрясающе, я тобой горжусь.
Она сообщила, что ее мать умерла, а Анджела учится в школе-интернате и очень хорошо успевает.
— Анджела — прелесть, — сказал высокий мужчина с оттенком отцовской гордости.
Я был так взволнован, что почти не соображал, где я и что делаю. Я ничего не знал о Бобби Уэбб с тех пор, как встретился с ней в отеле «Плаза» в конце войны. Мы вчетвером пошли в зал, продолжая беседовать. Бобби, как слепая, прошла мимо своего ряда, так что ее мужу пришлось взять ее за руку и остановить.
— Нам сюда, дорогая, — сказал он.
Они прошли вперед и сели на очень хорошие места в одном из первых рядов. Да, Бобби нашла себе хорошую пару. Слава Богу!
— Может быть, после театра пойдем и выпьем с ними? — сказал я жене.
— Как хочешь, — ответила Джен.
Но после спектакля я не пытался разыскать Бобби Уэбб. Ее лучший подарок мне заключался в том, что она исчезла из моей жизни.
Самолет все еще поднимается вверх, в темноту, и старая молитва все звучит из репродуктора, и ее хором подхватывают молодые израильтяне.
Мы с Бобби всегда мечтали вместе поехать на озеро Луиза. Мы так туда и не собрались. Нам нужно было съездить туда хоть раз и танцевать под звездами, но за нашими вечными ссорами и примирениями мы так и не нашли на это времени. Я никогда не был на озере Луиза, и если когда-нибудь я там побываю, то я не буду там танцевать под звездами с Бобби Уэбб. Я не знаю, что стало с Бобби; я не спросил ее фамилии по мужу, и я понятия не имею, жива она или нет. Сейчас ей должно быть только шестьдесят или шестьдесят один, так что, вполне возможно, она жива. Но если эта книга будет напечатана и Бобби ее прочтет, она все равно не откликнется, и я никогда не узнаю, что она подумала. Она и Джен улыбались друг другу и разговаривали вполне вежливо, но у Бобби есть здравый смысл, и ее лучший подарок — прощальный подарок — навсегда останется со мной.
Огни Израиля исчезли. Песня кончилась. И моя книга — тоже. Она, конечно, вся, с начала до конца, есть не что иное, как «кадиш» по моему отцу. Но ее контрапункт — это также трогательная песня о тридцатых годах, сентиментальная рапсодия Большого Джаз-Банда, которую до сих пор никто еще не слышал и которая называется «Внутри, вовне».
По проходу идет стюардесса, которая принимает заказы на напитки. Рядом со мной сидит молодой американец — может быть, он приехал в Израиль трудовым добровольцем во время войны.
— Артур Сазман, — читает стюардесса по своему списку.
— Это я, — говорит он.
— Что вы будете пить, Артур? — говорит стюардесса с теплой улыбкой, фамильярно, по израильскому обычаю, называя его по имени. Он заказывает мартини.
— Израиль Дэвид Гудкинд, — говорит стюардесса.
— Это я. Двойной виски с содовой.
Она подмигивает дюжему стюарду с волосатой грудью, потом делает пометку в своем списке. После этого, с обезоруживающей «эль-алевской» улыбкой, она спрашивает:
— Так как вас называют, Израиль или Дэвид?
Короткая пауза, затем папин Исроэлке, улыбаясь ей в ответ, отвечает лукавой шуткой янки — шуткой, соль которой стюардесса, возможно, не улавливает:
— Зовите меня Израиль.
HERMAN WOUK
ГЕРМАН ВУК
Внутри, вовне
Роман
Перевод с английского Г. Бена
«Shamir»
Jerusalem
«Феникс»
Ростов-на-Дону
1999
ББК 84.7
В 88
Герман Вук
В 88 Внутри, вовне: Роман / Пер. с англ. Г. Бена. — Иерусалим: изд-во «ШАМИР», Ростов-на-Дону: изд-во «Феникс», 1999. — 672 с.
Имя Германа Вука достаточно хорошо известно как зарубежному, так и российскому читателю.
Книга «Внутри, вовне», написанная автором в 1985 году, впервые публикуется в России. Как и прежние произведения талантливого еврейского писателя, книга пронизана всепоглощающей любовью к человеку, Родине, духовным ценностям еврейского народа.