В середине ноября завод «Красный пролетарий» по призыву Коммунистической партии отправлял в ближние районы добровольцев для антирелигиозной пропаганды и борьбы с неграмотностью. Оба новых комсомольца — Алешка и Вася — вызвались ехать тоже.
Ехать надо было ненадолго, задача дана ясная и простая:
— Свезете в подшефные деревни книги, потолкуете с населением в избах-читальнях, там же свои хлопцы есть, поможете чем надо.
Лопухов и Федосеев попали в группу, направлявшуюся в Калужскую губернию.
Холодным ноябрьским днем отъезжающие собрались на Брянском вокзале. Шел дождь вместе со снегом, но перрон под огромной застекленной крышей был сух. Зато впереди у выхода бушевало, облепляя фонари, железнодорожные пути и землю, бело-серое месиво. Снег вдруг повалил сплошь.
Провожали отъезжающих с помпой. Домбровый оркестр бренчал вовсю, шумная заводская молодежь, девчата и парни, орала так, что остальные пассажиры, заражаясь общим весельем, растерянно улыбались. Кто-то запел «Мы, молодая гвардия», песню подхватил весь перрон. Чемоданы, заплечные мешки и тюки с книгами забросили в одно купе, сами сбились в другое (ехало семь человек), и поезд укатил.
Алешка, певший и оравший на перроне вместе со всеми, в вагоне присмирел. Васька, сбросив кепку, детдомовскую тужурку, отдуваясь, сел на лавку и пробасил:
— Братцы, как насчет пожрать? У меня брюхо подвело.
Алешка забрался на верхнюю полку, смотрел в запотевшее окно. Седые от изморози, ползли за ним бугры, черные поля, осенние перелески. Набухшие тучи волокли белые космы.
— Алешка, курить хочешь? — Васькино широкое лицо появилось вровень с полкой. — Ты что это, вроде скис?
— Пошли в тамбур.
Они пробрались в конец вагона. В тамбуре было сыро, знойко, папиросный дым сразу утягивало в щели, пол ходил из стороны в сторону.
— Я тебя давно спросить хотел… — Васька нагнулся, загораживая спичку. — Отчего последнее время про Ленку никогда не поинтересуешься?
Алешка же знал, что Вася, встречаясь с Найле, нет-нет да и наведается к Стахеевым.
— А зачем мне ею интересоваться? — холодно ответил он. — Живет, не тужит. Ты же мне сам рассказывал!
— Найле говорила, она про тебя интересовалась, и не раз.
Алешка скомкал недокуренную папиросу, придавил каблуком.
— Незачем это! — Лицо у него было мрачное. — Знаешь, ты со мной, пожалуйста, больше о ней не заговаривай. Совсем. Наши дорожки разошлись.
— Чудак, какая тебя муха укусила? — проворчал Васька.
— Не муха, а в общем…
— Может, это из-за того ферта, что у них пороги обивает?
— А если не только из-за него?
— Воля, конечно, твоя. — Васька был расстроен. — Значит, со мной поделиться не хочешь?
— Нет. Сейчас не могу.
Алешка остался в тамбуре один, Ваську позвали товарищи. Было холодно, но он упорно смотрел в щель на трущиеся друг о друга буфера, бежавшие под ними шпалы, вспоминал то, о чем старался не думать, да Васька разбередил своими дурацкими вопросами.
Случилось это уже недели три назад.
В механический цех принесли бесплатные билеты в цирк, и токарям достались два. Билеты разыграли, неожиданно Алешка оказался счастливчиком. Второй билет достался старому одинокому токарю, он махнул рукой и отдал его тоже Алешке. Васька порадовался:
— Вот и здорово! За Ленкой успеешь слетать. Или там за Динкой…
Он видел: заводские девушки, хоть сами поглядывают на Алешку, были для него — ноль.
Алешка слышал от Васьки, а ему, конечно, рассказывала Найле, что Лену последнее время усиленно навещает тот снисходительный франт, высмеивая которого он летом, как шут, прыгал через теннисную сетку. Но… так неудержимо захотелось вдруг увидеть Ленку, поверить, что все это ерунда, что не сменяла она его ни на каких франтов, по-прежнему своя, близкая!..
В этот вечер Алешка брился впервые в жизни. Руки дрожали, сильно стучало сердце.
И как же горько, как ненужно все стало, когда в новом грубошерстном пиджачке, в начищенных ботинках, появившись в передней стахеевской квартиры, услышал он неискренне-приветливый голос Ольги Веньяминовны:
— Леночку? Но они же ушли с Рогожиным! Представьте, кажется в цирк. И завтра тоже собираются в оперетту. Да-да, очень хорошо, передам, что заходили…
Алешка решил узнать все до конца. Лена и этот самый Рогожин пошли в цирк? Тем лучше. Он тоже пойдет туда.
Он увидел их почти сразу в первом ряду, на лучших местах. Какое счастье, что его место было сбоку, незаметное! Пустое кресло рядом темнело, как выбитый зуб, пока какой-то догадливый дядя не посадил на него свою супругу. Алешка толкал супругу в бок, все первое отделение смотрел не на арену, в тот ряд.