Всеми соответствующими репликами заключала общую беседу, конечно, Кузьминишна. Она не проливала слез, боясь сделать это невпопад. Надо ли за Лену, еще неизвестно. За Васеньку грех — женится. За Алешу поздно и тоже грех — уже поправляется… И бога помянула только однажды, сраженная тем, что Алешка пострадал от рук хулиганов, потому что ездил учить жителей Лепихова против него и за женскую свободу.
На безбожную тему у Кузьминишны с Диной позже произошел следующий разговор.
— Динушка, ну скажи ты мне, неученой, отчего это наша родная Советская власть бога, как черт ладана, чурается?
— Она не чурается. Она старается разъяснить одурманенным массам вред. От этого бога.
— Что ж, и Алешенька разъяснять ездил? Он же, поди, сам крещеный?
— Какое это имеет значение? Алешу крестили, когда он был в зачаточном состоянии. Религия — это же опиум для народа, вы понимаете, Дарья Кузьминишна?
— Нет, не понимаю. — Кузьминишна подперла ладонью подбородок.
— Ну, дурман. Его напустили разные попы и священники, чтобы лучше обманывать темные массы и выжимать из них соки.
— Соки? Я, Динушка, насчет попов с тобой спорить не буду, сама их недолюбливаю. Что греха таить, есть такие — последнюю рубаху сымут, покойника отпевая или ребеночка когда крестят.
— Ага, видите! — обрадовалась Дина.
— Да с одними попами не лиха беда управиться. А вот зачем трудящих людей от веры отучают? Вера, она же всему подмога! И в горе, и в радости, и в работе, и в отдыхе. Она — как песня…
— Уж это вы, бабушка, загнули. — Дина иногда называла ее Дарья Кузьминишна, иногда, по детской привычке, бабушка. — Какая там вера подмога?
— Э, нет, не скажи. Если человек в добро и зло верит, от этого польза для жизни большая.
— От религии один вред и обман, — твердо повторила Дина. — А человек должен быть сам себе хозяин.
— Это-то верно, — согласилась Кузьминишна. — На бога надейся, а сам не плошай. Только я, Динушка, в толк не возьму: какой же вред будет, ежли, скажем, в правду верить? В добро?
Дина помолчала, потом важно ответила:
— Вред такой, что и добро разное бывает. Для одного оно добро, а для другого — зло. В общем, я вам, бабушка, советую: у нас в Страстном монастыре недавно открылся антирелигиозный музей. Вы туда сходите и проконсультируйтесь.
— Чего, чего? Я и слова-то такого не слыхивала!.. — испугалась старушка.
— Ну, попросите, чтобы вам дали исчерпывающий ответ по вопросу о борьбе с религиозными предрассудками. Видите ли, Дарья Кузьминишна, материалистическое учение, например, считает и наука это доказывает, что человек произошел от обезьяны, — не очень-то к месту сообщила Дина. — Религия же утверждает, забивая подобной ерундой головы, будто мужчина создан богом, а женщина — из его ребра.
— Мало ли что она еще там утверждает! Мужик, мол, от бога, а баба из ребра?.. Дудки это! Слыхали.
— Конечно, дудки, — заключила Дина, даже вспотевшая от такого длительного напряжения. — И вообще чепуха.
На последнее Кузьминишна не ответила, а ловко перевела разговор снова на Лешеньку с Васей и, конечно же, на Лену.
Привезенное Диной известие о Стахееве сильно поразило ее. Не ошиблась ли она, советуя отдать Лену нашедшимся родственникам? Не дала ли рюху, убоявшись неведомой заводской жизни, польстившись на обещанные «приличный дом» и «семью»?
Лена не прибегала к Кузьминишне с Марьей Антоновной потому, что тетка день за днем находила предлоги не отпускать ее никуда по вечерам. Больше того, потребовала честного слова: Лена нигде и никому не обмолвится, что Николая Николаевича, как она выразилась, временно отстранили от службы. Никому. Даже Всеволоду Рогожину. А ему Лена и не могла бы сказать — уехал куда-то в командировку, не видела его уже больше недели! Но думала о нем часто.
Самого Николая Николаевича теперь почти не бывало дома. Исчезал иногда на целые сутки, возвращался к ночи, весь взъерошенный, злобный, потом сидел, запершись в кабинете, и что-то строчил. Уныло и томительно стало у Стахеевых.
Марья Антоновна пришла к ним нежданно-негаданно. Николай Николаевич отсутствовал, Ольга Веньяминовна раскладывала у себя в спальне пасьянс. Дверь открыла Лена.
— Ой, это вы? Вы! — сказала испуганно-радостно. — Здравствуйте!
— Здравствуй. Вот, пришла проведать, как ты тут. — Марья Антоновна внимательно и ласково смотрела на девочку.
— Пойдемте! Пойдемте! — Лена помогла ей раздеться, тянула в свою комнату.
Но на пороге появилась тетка, представительная, спокойная, как бывало, с радушной непроницаемой улыбкой: