Нираахи в награду за голову Говорящего давали богатое поместье.
Тени, пустые оболочки людей, из которых выпивали души. Они обитали за Гранью. За Гранью жизни, где не было ничего, кроме тумана смерти и Тьмы. За эту Грань мне предстояло шагать раз за разом, умирая и возвращаясь, и учиться говорить с Тенями. Каждый раз Учитель, делая надрез на моем запястье, заглядывал мне в глаза, проверяя, испугался ли я и, встречаясь с непримиримым взглядом, отводил свой, почти смертельная капля яда выводила меня за Грань. Почти смертельная. Каждый раз гордость и желание доказать Учителю, что я смогу все, возвращали меня назад. Пока уход за Грань не стал чем-то обыденным, а возвращение - привычным. Пока я смог не только душой, но и телом уходить в черные пределы Теней.
А что давали Тени? Сначала я учился видеть их, а они укрывали меня, растворяя в любой тени. Потом я учился слышать их, и получил возможность путешествовать по теням, входить в тень, перемещаться и выходить из нее со временем все дальше и дальше. И еще я слушал, и говорил, потому что больше общаться было не с кем.
Учитель не подпускал ко мне никого, даже прислугу. В его большом и шумном доме я жил одиноко, словно в пустыне. Никто не смел даже просто подойти ко мне. Прислуга убирала и накрывала на стол во время моего отсутствия, когда мне надо было войти в комнату - другие должны были выйти. Запрещалось, под страхом смерти, даже поднять на меня глаза. Я не провоцировал, потому что знал – Учитель убивал легко. Единственное, что мне оставалось – это библиотека, там я мог пропадать часами.
Я долго не мог привыкнуть жить так, как сейчас. После питомника с сотнями чиэрри и десятком братьев, одиночество убивало. Иногда мне казалось, что даже разговаривать я уже разучился. А иногда казалось, что просто схожу с ума, и тогда я говорил, и говорил с Тенями, от одиночества выплескивая душу, а сам слушал, сначала стоны и вздохи, потом обрывки слов, затем отдельные слова, а потом я, наконец, понял, что они говорят. И постепенно стал различать отдельные Тени, выделяя одну, особенно большую, закутанную, казалось бы, в черный саван, она приходила всегда, но стояла в стороне, молча. Именно для нее я еще и пел. И песни без слов рождались в душе одиночеством, выплескивались в эту серую хмарь, делая ее немного светлее. Однажды Тень раскрылась, черный саван оказался большими крыльями, а за ними абрис тоненькой женской фигурки. Затем эта Тень заговорила со мной.
Когда я подрос, Учитель стал выбирать мне работу для Легиона. Не раз и не два Тень своими предупреждениями спасала меня, в тех миссиях, куда направлял меня Учитель. Потому что и работу для Легиона Учитель выбирал самую мерзкую - грязь, кровь и смерть.
Он хотел сделать из меня оружие, стать которым я явно был не предназначен. Все это в рвотном рефлексе выворачивало мне душу.
Хотя Учитель не самый плохой вариант, между прочим. С ним хоть со временем стало возможно разговаривать. Обычно чиэрри просто холодны и замкнуты.
Они все закрыты, они трясутся и оберегают свою душу, свою энергию. Сначала я не понимал, как можно так жить, только с самим собой, закрытым наглухо, не открывающимся ни для кого из года в год. Мне не хватало чужих эмоций, я задыхался, казалось, еще немного и я не выдержу. И я стал потихоньку, ночами, когда чиэрри спали, брать сам то, что мне не давали.
Другим повезло меньше, подслушивая гостей Учителя, я узнал, что четверо братьев просто сошли с ума и от них избавились. Трое сами покончили с собой. Остальные двое, наверное, живут так же как и я, сумев все-таки приспособиться. Братья мои… Так вот что такой болью обрывалось в душе...
А ведь чиэрри искренне считают, что спасли нас, хотя эти семеро могли бы прожить еще десять лет…
- Заснул! – я вновь успеваю отпрыгнуть, - вперед, зверье обморочное!
Десять кругов по тренировочной площадке много даже для меня. Почему даже для меня? Потому что, тренируясь рядом с другими чиэрри, заметил, что сильнее и выносливее их, они выдыхались уже после третьего, четвертого круга. Да и болевой порог у меня намного выше, там, где другие уже орут, я только еще прислушиваюсь к боли.
Так что Учителю приходится быть очень изобретательным в приемах наказания. Позавчера, например, он надумал меня топить, когда мне пить надоело, я вырвался. Со мной у него вообще сплошная головная боль. Даже воду, которую обычные чиэрри не любят, я обожаю, могу часами стоять под домашним водопадом.
Но иногда мне начинает казаться, что Учителю это нравится, нет, не бить меня, а именно возиться. Все чаще он проводит со мной вечера в библиотеке, учит меня многому, мне интересно, я слушаю. Все чаще он словно ребенку объясняет мне правила этикета и поведения в столице и при дворе Повелителя, словно меня туда пустят. Сегодня вообще вывел меня в город, часа два выгуливал, мы обошли почти весь город, и это впервые за многие годы. Раньше мы жили в загородном поместье, но и там он меня чиэрри не особо показывал.
Город встретил нас жарой и ярким солнцем. Нереально прекрасный город. Чиэрри не признавали деревянных домов. Все здесь было выстроено из серого камня, светлые, темные тона, и металл, черный, кованный. На светлом камне он смотрелся идеально. Узорчатые решетки на стрельчатых окнах, фонари на домах, кованный черный плющ, обвивающий колонны в арках террас, цветы и листья, поддерживающие перила у дверей, и целые картины на глухих стенах, деревья, звери, птицы. Сами дома основательные, будто мускулистые, и в то же время устремленные вверх высокими шпилями, стройными башнями, окнами, арками. Весь город будто рвался в небо, но словно корнями его держали на земле узкие улицы, туннелями уходящие вдаль. А темный камень мостовых усиливал это впечатление. Вот только ничего живого, ни травинки в городе не было…
На прогулке Учитель смотрел на меня так странно, будто ожидая какой-то гадости или непристойности, словно я должен был нагадить в общественном месте. А вот не будет тебе счастья, я даже по сторонам не буду глазеть. Наверное, поэтому и налетел всем телом на молоденькую чиэрриту, и обхватил ее руками, чтобы она на мостовую не упала. Она хорошенькая, рожки длинные, назад загнуты, вот только глаза холодные, а я смотрю на нее и улыбаюсь вовсю, и так хочется, чтобы и она мне улыбалась и теплом с ней поделиться.
Очнулся, только когда Учитель, в боевой трансформации, запустил мне в плечо все пять своих когтей, уцепился ими прямо за кость и поволок к дому. Больно было так, что даже не было голоса кричать, но главное не это, главное, я не понимал, за что. Почему? За что?