И вот я опять близко-близко чтобы заглянуть в его глаза. А там боль, какое-то странное наслоение, физическая, духовная, старая и новая. И чтобы разобраться, я разворачиваю кокон своей души. Я никогда бы не стал делать это с незнакомцами, но сейчас какая-то бесшабашная легкость царила в голове. Совсем чуть-чуть приоткрыл один лепесток души, мне не надо много, небольшая щелочка, и я ошеломленно втягиваю в себя воздух. Его энергия… Я словно из зимней стужи шагнул в жар летнего полудня. И за мгновение получил столько, сколько не получал за месяц у чиэрри. Этот человек открыт. Открыт абсолютно! Невероятно!
Черно-белый мир чувств, дарованный чиэрри, вдруг раскрасился цветными красками, как бывало только в краткие мгновения, когда чиэрри пил человеческую душу, черпая из нее все эмоции, доступные человеку, ублажая Зверя в своей душе, безмерно наслаждаясь и ненавидя его за это.
Каждый демон носит в себе своего персонального Зверя, деля с ним душу и тело. Твои слабости становятся его силой, равновесие шатким. Теперь мой Зверь, почуяв слабину, ворочался, ища выход.
Но краткий миг наслаждения длился и длился, даря сладкую муку. Муку, перерастающую в боль. Слишком много! Я не привык!
Полный недоумения, я закрылся. Почему так получилось? Его энергия, я ведь даже не дотронулся до его души, а он человек, чиэрри не могут брать энергию жизни, только энергию души. Нужно подумать. Я никогда раньше не имел дел с людьми.
Меня не учили! Я знаю только, что чиэрри их боятся. Но почему? Эх, Учитель, ты явно не тому меня учил!
Я поднял с пола оброненную человеком палку, сунул ему в руки и отвернулся.
Не нужно мне ничего, и он мне не нужен. Или…
Вообще-то он забавный, и он разговаривает со мной. Нет, надо все-таки подумать.
Глава 4.
*** Линарэс.
Я разглядывал севшего в кресло демона. Его ощутимо трясло. Волосы мокрые, да он насмерть замерзнет в этом подвале. Мне захотелось поднять его из кресла и пойти в свои комнаты, там, по крайне мере, было тепло, а демона просто хотелось пожалеть.
Пожалеть до того момента, пока он не вскинул голову. Столько ярости и отчаянного безумия я не видел ни у кого. Я застыл, парализованный ужасом, и оглянуться не успел, как Валент исчез, а я оказался запертым с этим зверем в подвале.
Но я не должен показывать ему, как мне страшно – это первое правило дрессировщика. Если не хочешь, чтобы тебя растерзали, не трясись. Дедушка с детства втолковывал мне это, хотя я никогда не думал, что мне это пригодится.
Если я желаю сделать из него демона, с которым можно безбоязненно находиться в одном доме и без страха выпускать на улицу, я должен показать ему, что я в доме хозяин. А какой я, Тьма тебя забери, хозяин, если меня тут самого заперли с ним, как щенка малолетнего. Валент явно рассчитывает от меня избавиться. А вот нет! Я смогу, я докажу брату, что не тряпка, и не стоит вытирать об меня ноги.
Меня самого уже немного знобило, и я предложил затопить камин. Пока я таскал от двери к камину тяжеленные дрова, демон и не подумал мне помочь, зато потом удивил меня безмерно, растопив камин одним движением руки. Демон обладает магией? И вот как мне теперь доказывать, что хозяин именно я? Раньше подразумевалось, что усмирители блокируют и магию демонов. А если магия при нем, значит, он не связан? А почему тогда не нападает? Странно. Если бы у меня еще был хоть какой-нибудь опыт. Так связан ли он? Надо это как-нибудь проверить. Заставить его сделать то, что он не хочет. Но что? И по какому-то наитию я предложил ему печенье. Это мне только сначала показалось, что демоны не обладают эмоциями, но если очень внимательно наблюдать за ними, то можно увидеть, как слегка наморщился его нос и чуть-чуть скривились губы. Ага! Не нравится! Я буквально всунул в руки ему тарелку. По-моему, его передернуло. Я тихо хихикал про себя. Сейчас мы и узнаем, что к чему.
Демон протянул руку за тарелкой и я отчетливо понял, что он не человек, и человеческие понятия к нему лучше не применять, себе дороже будет. Длинные белые пальцы венчали черные, блестящие словно непрозрачное стекло когти, недлинные, чуть загнутые. Именно этими когтями нелюдь оттянул прозрачную ткань, что закрывала его лицо, и опустил ее вниз на шею, затем нерешительно взял печение и с сомнением откусил от него кусочек.
А я все смотрел на открывшееся лицо. На резкие скулы, на чуть прищуренные нечеловеческие глаза, упрямо сжатые губы и чернь татуировки. Хищник. Он и сидел, как хищник, настороженно, готовый в любой момент напасть.
Такого подчинить будет довольно сложно. Вот только горькие складки возле губ и взгляд отрешенный, словно больной… Может быть, не подчинять, не ломать, а приручить, мне и самому будет так легче, не умею я быть жестоким, недаром меня Валент размазней называет, он мне даже ни одного низшего демона не доверил.
А демон, откусив печенье, вдруг замер. В глазах на миг мелькнуло изумление, а затем он прикрыл их в блаженстве. Да, именно блаженство сейчас явственно читалось на его лице. А улыбка, тихая, мечтательная, она преобразила демона. Теперь резким и некрасивым я не назвал бы его ни за что в жизни. Горькие морщинки разгладились и даже татуировка теперь его не портила. Он был красив невероятной, нечеловеческой, потусторонней красотой. Полные, чуть розоватые губы на белоснежном лице, я заворожено смотрел, как он в наслаждении облизывал их. Я смотрел, не в силах оторваться, как скользил язык, слышал, как звякнуло серебряное колечко о белый длинный клык, показавшийся в приоткрытых губах, и затем едва слышный стон наслаждения.
Боже! Меня словно окатило кипятком, кровь бросилась в голову, а затем ухнула вниз, в момент делая тесными брюки. Пять лет со мной такого не случалось. Пять лет болезни не способствовали возбуждению, только стоило наступить на больную ногу и ни о чем таком думать уже не хотелось, а тут вдруг накатило.
Нет, я, конечно, слышал, что любовью могут заниматься не только мужчина с женщиной, но я-то даже с женщиной не пробовал. Отец с детства обручил меня с дочерью своего друга - Мейлин и мы росли рядом, зная, что будем вместе. Затаскивать ее в спальню было неудобно, а изменять некрасиво. Мне было пятнадцать лет, когда лошадь покалечила мне ногу и врачи сказали, что я вообще ходить не смогу.
Мейлин приехала навестить меня только раз, сказать, что разрывает помолвку.
Первый раз с кровати я встал только через год. Назло всем тренировался до звезд перед глазами, но уже через полгода я ходил по комнате.