Слово Божие не поощряет такой ретроспективный подход. Ничто не в состоянии сделать так, чтобы уже свершившееся не происходило бы. Время истинно, оно и в самом деле необратимо, хотя Бог и возвышается над всеохватностью вселенной, следуя именно оси времени. Всё, что нам позволено мыслить, это то, что путь, избранный на основе того выбора, от которого Бог хотел нас избавить, не соответствовал Его умыслу и что цель будет добыта «рукою крепкою и мышцею высокою»[182], ценой дополнительного усилия.
Нам известно, что дополнительное усилие исходит от Бога, что вся разница — в нем, и только в нем.
Только такое усилие покрыло прегрешение, искупило нашу свободу. Свобода оплачена последствиями Грехопадения.
Следует бесконечно повторять, что актом творения Бог дал всё: бытие, судьбу, свободу. Ради нее любит Бог свое деяние, обретающее свою ценность благодаря свободе. В этом мироздании, сотворенном Богом в соответствии со всей безмерностью своей любви, в этом мироздании, сопряженном с крайней опасностью, не всё сочетается друг с другом согласно одной только неумолимой закономерности. Случается, что свобода порождает не только лучшее, но и худшее. Зло просочилось, мы его впустили. В мироздании Бога на вашу долю могут выпасть и страдания. В подталкивающей нас временной протяженности нет места только скуке.
Глава XVI Искупление
Я предпочитаю говорить о втором Сотворении мира, о Сотворении возмещающем, осуществленном Господом. Слово Божие надо воспринимать так, как оно сказано. Неправомерно ревнуя о Его славе, христиане в течение долгого времени изображали космическую драму Грехопадения как нелепый и немилосердный умысел. Получалось так, что божественное предведение и его Провидение упраздняют свободу.
Всемогущество Творца — это всемогущество Любви. Ни одно Слово не может рассматриваться в отрыве от всего прочего. Первое слово о Боге — это «сотворил» и «сказал», первое слово — это: «Бог» сотворил Любовью «Свободу». Мы обязаны провозглашать это ввиду Его Славы, Его Величия, Его любви, ввиду Истины. Потому-то и оказывается истинным потрясение, связанное с Грехопадением, как истинны гвозди и кровь Христа.
Но нерушимое всемогущество Бога не менее истинно, чем потрясение, связанное с Грехопадением. Бог не исчерпал Свою силу в Сотворении мира. Его могущество, Его любовь, Его провидение неисчерпаемы.
Вот почему внутри сотворенного Им мира Он, Трансцендентный, мало-помалу берется за восстановление справедливости и истины, за то, чтобы вывести всё и вся за пределы ловушек лжи, страха, неразумной гордыни и смерти.
Его могуществу суждено явить себя поразительно малыми средствами. Искупление, эта другая сторона Сотворения мира, самым разительным образом контрастирует с этим последним. Мы видели далеко идущий умысел любви, прикрытой могуществом; нам предстоит увидеть далеко идущий умысел могущества, прикрытого любовью.
Время истинно. Так было угодно Богу. Истинно всё сотворенное Богом. Грезы зарождаются в нашем мозгу. Из Слова Божьего не рождается ни грёз, ни суетных надежд. Он рек — и бысть свет. Время столь истинно, что божественное Слово без колебаний использует временную последовательность — как если бы Сам Бог был подчинен времени. На деле Он ему не подчинен. Бог наделил временем всё тварное и надеется высвободить нас из ранящей нас временной протяженности. Однако Бог использует временную последовательность с тем, чтобы мы могли уяснить себе его умышления. Вот почему Он позволил записать семь раз: «И увидел Бог, что это хорошо (весьма)».
Нам вновь придется быть очень внимательными к временной последовательности по выходе из сада Эдемского. Для любого умеющего читать Библию ясно, что Искупление начинается как раз с Грехопадением. Повествование о Грехопадении останавливается в стихе 21 главы 3 и возобновляется в стихе 23. История же Спасения по-настоящему берет свое начало в стихах 22 и 24.
В моем толковании Библии стих 3: 22 книги Бытия занимает почти такое же место, как и стих 1: 4 (посвященный Свободе).
Да, в саду ведь есть еще одно дерево. После дерева познания — древо Жизни. Если бы человек поел от него, то жил бы вечно — вечно вдали от Бога; поесть немедленно, поесть неосторожно — значило бы превратить смерть телесную, смерть во времени в смерть вечную, в окончательный отход от Бога.
Вот почему стихи 22 и 24 знаменуют резкое изменение в характере рассказа. В течение всей драмы Грехопадения Бог выглядит опечаленным и держащимся в отдалении зрителем. Поставив «херувима и пламенный меч обращающийся» (3: 24), помешав Адаму вторично протянуть ему руку, Бог действовал молниеносно, «рукою крепкою и мышцею высокою». Бог никогда не станет упразднять свободу, но он остается хозяином сферы ее проявления; и Он предотвращает космическую гибельность вечной смерти, взяв под свою охрану некое пространство высшей благодати в сфере Сотворения мира. Поставив пределы распространению зла, Бог, действуя через посредство временной протяженности, принимается за кропотливый труд Повторного завоевания.