известно, что относительно некоторых вирусов невозможно сказать наверняка, к
живой или к неживой материи они принадлежат. Вам известно, что химики
научились синтезировать молекулы такой сложности, какая встречается только в
живой природе. Не за горами тот день, когда наука объяснит нам, каким
образом на заре существования вселенной исполинские катаклизмы привели к
возникновению жизни на земле, каким образом медленная эволюция привела к
образованию видов. Линия эволюции, идущая от бактерии к Платону, непрерывна.
Человек, последнее звено в длинной цепи живых существ, занимает во времени и
пространстве самое ничтожное место. Зачем придавать такое значение его
разуму? Он - лишь более совершенная форма разума пчелы или муравья, рыбы или
змеи, собаки или кошки…” Рассуждения такого рода оставляют меня совершенно
равнодушным. Как бы ни сузилась пропасть, мост через нее до сих пор не
перекинут. Разгадать загадку жизни до сих пор не удалось ни химикам, ни
биологам; ни одно живое существо не обладает разумом, сравнимым с
человеческим. Пропасть между примитивнейшим из людей и умнейшим из животных
по-прежнему широка и глубока. Материалист слепо верует в науку, как во
всемогущего бога, но мне такая религия чужда.
Что же касается происхождения видов, то мне кажется весьма существенным
замечание Леконта дю Нуи*: если мы примем гипотезу о естественном отборе и
выживании сильнейших, получится, что на развитие и совершенствование такого
сложного органа, как человеческий глаз, ушло столько миллиардов лет, сколько
не существует и сама земля. “Но в таком случае, - спросит Верующий, - вы, как и мы, считаете, что живые существа создал Господь?” Я верю лишь в то, что знаю, а в этой области я знаю лишь то, что я не знаю ничего. Я
скептически отношусь к рассказам палеонтологов и геологов, жонглирующих
тысячелетиями и основывающих смелые теории на докембрийских ископаемых, которые при ближайшем рассмотрении оказываются просто булыжниками
причудливой формы. Но мне ничуть не легче поверить во всемогущего и
милостивого Господа, который в здравом уме и твердой памяти создал палочку
Коха, блоху и комара, а спустя множество веков увенчал свой труд новой
победой: забросил во враждебный и загадочный мир человека, наделил его
мыслями и чувствами и заставил это несчастное создание отвечать перед
Создателем за свои поступки. Меня не волнует вопрос: как и почему человек
попал в этот мир? Мы не знаем и, судя по всему, никогда не узнаем ответа. Я
допускаю, что бесконечно малые существа, которые, быть может, обитают на
электроне, способны открыть его ядро и несколько соседних атомов. Но разве
могут они вообразить себе человека или циклотрон? Да и вообще все это не
важно. Меня волнует другое: “Вот человек, вот мир. Каким образом человек, такой, как он есть, должен действовать, чтобы настолько, насколько позволяет
его природа, подчинить своей власти окружающий мир и себя самого?”
Я не чистый материалист и не чистый идеалист. Во что же я в таком
случае верю? Я ограничиваюсь констатацией фактов. Вначале был мой разум, который с помощью тела вступил в контакт с внешним миром. Но само тело -
лишь чувственный образ, то есть образ, созданный моим сознанием, так что в
конечном счете я отвергаю дуалистический взгляд на природу. Я верю в
существование единой реальности, которую можно рассматривать как в аспекте
духовном, так и в аспекте материальном. Создана ли эта реальность
сверхчеловеческой волей? Управляет ли нашим миром какая-нибудь высшая сила?
Нравственна ли эта сила и воздает ли она по заслугам праведникам и
грешникам? У меня нет оснований утверждать что бы то ни было по этому
поводу. Миру вещей неведома нравственность. Удар молнии и рак так же часто
поражают добрых, как и злых. Вселенная не дружественна и не враждебна людям
доброй воли; скорее всего, она просто равнодушна. Кто создал ее? Почему в
ней не царит полный хаос, почему она все же подчиняется законам? Какая сила
забросила нас сюда, на этот комочек грязи, вращающийся в бесконечном
пространстве? Я ничего не знаю об этом и думаю, что другие знают об этом не
больше моего. Различные боги, которым на протяжении тысячелетий человеческой
истории поклонялись народы, были воплощением страстей и потребностей
верующих. Это не значит, что религии были бесполезны; это значит, что они
были нееобходимы. Но в их задачу не входит познание мира. “Если вы
заблудитесь в пустыне, - говорил мне один добряк священник, - я не дам вам
карту, я только покажу, где можно напиться воды, и постараюсь вселить в вас
бодрость, чтобы вы могли продолжить свой путь. Вот все, что я смогу для вас
сделать”.
“Христианство совершило переворот, перенеся рок _внутрь_ человека. Оно
увидело источник наших бедствий в нашей собственной природе. Для древнего
грека мифы, как правило, были частью истории - и не более того. Он выпускал
наружу демонов своей души, воплощая их в мифах. Христианин впускает мифы
внутрь своей души, воплощая их в демонах. Первородный грех страгивает
каждого из нас. Распятие Христа затрагивает каждого из нас…” (Андре
Мальро)*. Христианская религия человечна, а не бесчеловечна. Драма
разыгрывается не во внешнем мире, рок грозит не извне, как думали Гомер и
Эсхил; внешний мир нейтрален, драма и рок живут внутри человека. Догмат о
первородном грехе обличает присутствие в душе всякого человека животного
начала. Ребенок рождается диким, жадным; не будь он столь слаб, он был бы
жесток. Наше первое побуждение - убивать. Но столь же верна и идея
искупления. Человек не просто зверь. В человеке воплотился бог, “Человек и
бог сливаются в свободном человеке” (Ален*). В этом источник наших мук, но
этом же причина наших побед.
Я признаю существование в человеке высшего начала. “Никакое животное не
могло бы сделать того, что сделал я”, - говорил Гийоме, и в самом деле
человек способен на бескорыстные геройские поступки, отнюдь не
продиктованные животными инстинктами и даже противоречащие им. “Ничто не
заставляет нас быть благородными, любезными, милосердными и отважными”.
Конечно, циник ответит на это, что давление общественного мнения, тщеславие
или стыд оказывают одинаковое действие на человека и волка, поскольку и тот
и другой - стадные животные. Но эта точка зрения уязвима - она не может
объяснить поведение мудрецов, героев, праведников. Есть целый ряд случаев, когда стадное чувство и тщеславие могли бы ужиться с лицемерием и заботой о