Анаксагор же, в удивлении учеником, одним из самых молчаливых до сих пор, кивнул ему; и, повинуясь жесту Аспасии, переместились оба со своими подушками на дальний край ковра, лицом к гостям, вполоборота к хозяйке.
И тут в сопровождении раба-нубийца явился в покои Перикл, облаченный в светлый хитон.
И, увидев, как вошел он, бесшумно, но уверенно, и поприветствовал собрание гостей вскинутой рукой, как тут же, без промедления, уселся чуть левее хозяйки, почти к ногам ее, на скамеечку, подставленную нубийцем, понял Сократ, что свой человек здесь Перикл; мгновенный же, как молния, перегляд между вошедшим и Аспасией, радостно расширившей глаза, сказал и другое: люди не лгут, и сердце Аспасии занял Перикл…
И снова кольнуло сердце Сократа, на сей раз горечью ревности, и сбилось возбуждение ума, настроенного к схватке с Анаксагором, но случай помог ему: пока слуга по знаку госпожи зажигал задымившие маслом светильники на стенах, приказал себе Сократ не думать ни о чем другом, кроме как о предстоящем споре; когда же с уходом слуги овладел собой Сократ, то начал так, глядя в мудрые глаза философа:
— Говоря, что Ум дает всему порядок и причину, что ты под этим понимаешь, учитель?
И сказал Анаксагор:
— Я понимаю под этим мировой порядок, Сократ.
— Значит ли это, что, наблюдая что-либо на земле или в небе, мы можем объяснить его причину Умом?
— Именно так!
— Наблюдая, к примеру, падение камней на землю, тех самых, которые прочерчивают в небе огненный след и которые, как ты полагаешь, прилетают к нам с Солнца, можем ли мы сказать, учитель, что причиной их падения является Ум?
И добродушно усмехнувшись, Анаксагор сказал:
— Ни в коем случае, Сократ! Причина падения солнечных камней в движении эфира!
Сократ же спросил:
— А в чем причина, что Луна светит не собственным, а отраженным светом Солнца?
— Тем, Сократ, что Луна — холодный камень, а холодные тела светить не могут.
— А извержения вулканов, землетрясения, чем их можно объяснить?
— Движением подземных газов, Сократ.
— А лунные затмения, отчего они происходят?
Анаксагор же удивился и сказал:
— Зачем, Сократ, ты спрашиваешь о том, что известно из моих сочинений? Я же там показал: в падении на Луну тени Земли причина лунных затмений.
— Я спрашиваю, учитель, чтобы лучше уяснить суть нашего спора. И еще спрошу: не скажешь ли ты, что дает начало всему тому, о чем мы говорили: движению эфира, перемещению небесных тел, образованию подземных газов и прочему подобному? Может быть, причиной этих причин и является Ум?
И сказал Анаксагор:
— Причину всего этого, Сократ, надлежит искать в природе эфира, небесных тел, воды и газов.
— Выходит, Ум не имеет к этому никакого отношения? — допытывался Сократ.
— Ни малейшего! Ум дает начало и порядок в миро семенам вещей, так или иначе сцепляя их между собой…
И тогда Сократ спросил:
— Как же можно, дорогой Анаксагор, утверждать, что Ум всему в мире, как ты сказал, дает начало и порядок, если он объясняет лишь причину вещей, а объяснить причину явлений отказывается?
И, застигнутый врасплох опровержением, задумался Анаксагор, поглаживая бороду. Сократ же продолжал в тиши внимания гостей:
— Так не разумнее ли будет признать, учитель, что Ум не может быть началом всего сущего, раз имеется еще и другая причина мирового порядка, нам пока неизвестная?
И, склонивши голову перед Сократом, Анаксагор сказал:
— Я это признаю, Сократ. И признаю другое: ум ученика превзошел сегодня ум учителя…
И, как признание великодушия учителя и первенства ученика его, послышались рукоплескания гостей, в то время как Аспасия, поднявшись с кресла, подошла к Сократу. И вынув из своей прически веточку лавра, вплела ее в густые кудри победителя с улыбкой и словами:
— Сократову уму, одержавшему верх над умом Анаксагора!
Сократ же, розовый от смущения, поднявшись вслед за всеми с ковра, ответил:
— Не ум мой одержал сегодня верх, Аспасия, а мои неразрешимые сомнения…
— Так приходи их разрешать сюда, на состязания в риторике и диалектике! — сказала Аспасия.
Сократ же, поклонившись благодарно, ушел и, уходя, услышал, как Перикл сказал Анаксагору:
— Боги, несомненно, наделили твоего ученика незаурядной даровитостью…
И шел Сократ по улице и размышлял над силой, более властной, чем разум, — красотой прекрасной женщины.
…С тех-то пор и зачастил Сократ в кружок Аспасии, не столько занимаясь диалектикой, сколько наслаждаясь лицезрением хозяйки. К тому же дискуссии спорщиков о камнях, воде, земле, эфире быстро приелись Сократу, ибо мысль его влекло все больше к живому средоточию природы, человеку. Но человек не занимал друзей Аспасии: истину они искали в неживой природе, и, не зная, что она такое, тщились объяснить ее, и каждый убеждал другого, что его объяснения истинны.