- Он пошутил, наверно, - заметил Роман нарочито, пытаясь как бы оправдать Ключанского. Но это только подогрело Пастухова:
- На полном серьезе. Он такой - Вадим. Я-то его хорошо знаю.
- Так что ж получается? Что он признает только жуликов?
Пастухов кивнул.
- А ты? - Архипов пристально посмотрел ему в глаза. - Тебя он за кого принимает?
Спросил - точно обухом по голове. Он не раз возникал у самого Пастухова, этот коварный, неприятный вопрос. Но тогда было проще - наедине с самим собой можно и отмахнуться. Пройти мимо. А тут спрашивает человек серьезный и неплохой товарищ, - в последнее время Пастухов постепенно начал проникаться симпатией к Роману и вместе с тем чувствовал все нарастающую неприязнь к Вадиму Ключанскому. Помимо своего желания он сравнивал этих двух парней, и чем пристальней присматривался к обоим, тем четче и ясней становился облик одного и другого. Грязь, которой методически изо дня в день Ключанский при Пастухове поливал Романа и его товарищей, при трезвом взгляде постепенно смывалась, и Пастухов видел Архипова и его товарищей совсем не такими, какими их изображал Ключанский. И чем чище в глазах Пастухова становился Роман, тем грязнее Вадим. И теперь, точно припертый к стенке таким простым и естественным вопросом, Пастухов думал о своем бывшем друге с раздражением и неприязнью: "Ложь, клевета и цинизм. Клевета, цинизм, ложь". Будто эти три слова давали исчерпывающую характеристику Ключанскому.
Архипов понял, как трудно отвечать Пастухову на его вопрос, и он не настаивал, спросил, переводя разговор:
- А Вадим пьет?
- Любит, но пьет мало. И потому не пьянеет, - охотно и с облегчением ответил Пастухов. И потом добавил: - А вообще он щедрый: всегда угощал.
- Спаивал, - вслух подумал Роман.
"Возможно", - мысленно ответил Пастухов.
И вдруг, посмотрев на Романа своими светлыми, доверчивыми глазами, заговорил с тем проникновением, с которым неожиданно открывают душу близкому другу:
- А знаешь, почему я опоздал?.. Ну это понятно - перебрал. А почему? Думаешь, просто так - безыдейно напился, без всякой причины? Только тебе одному скажу. И больше ни одна душа… Я ее люблю. Понимаешь, люблю Белку. Она хорошая. Не важно, что лицом не вышла. И вообще, внешность не имеет значения. В ней есть человек. Понимаешь, Роман, настоящий человек в ней сидит глубоко. Она не предаст, не солжет. И все, что думает, в глаза скажет. Не побоится. Может, иногда неправильно, сумбурно. Образованьице у нее, сам знаешь… Нахваталась с бору по сосенке. У того же Вадима. А Вадим у Маринина. - Он сокрушенно ухмыльнулся, глядя в пространство, и сколько было горечи и злости в его вдруг потемневших, посуровевших глазах. - Ну и научили. Довели до больничной койки.
Он замолк, торопливо закурил. Роман ответил на его слова глубоким вздохом сочувствия. Пастухов понял его и был признателен. Затем Роман сказал:
- Я только одного не понимаю: зачем тебе уходить с завода?
Обычно флегматичный, вялый, Пастухов вспыхнул, что-то долго копившееся в нем прорвалось:
- А я что, по-твоему, бревно? Не человек я? Не слышу, что в цехе говорят: "Гнать таких! Позор!" Я сам понимаю - позор. И не хочу позорить цех… и завод. Дожидаться, когда выгонят. Лучше сам уйду. По собственному желанию. И начну все заново. Без Вадима… И, может быть, без Белки.
- Почему без Белки? Ведь ты ее любишь!
- А, простить? Скажи, ты смог бы простить? Вот ты, на моем месте? - Он все больше возбуждался и, забывая, что на скамейке напротив сидят посторонние, начал говорить громко: - Молчишь, потому что не знаешь.
- Когда любишь - все простишь, - без назидания, будто о себе самом сказал Роман. - И потом, вы же хотите все начать заново и без Ключанского. Важно, чтоб и она тебя любила. Иначе - ерунда.
- Она не верит, что я ее люблю. Вообще она говорит, что ее никто не полюбит: ты же знаешь, она некрасивая. И страдает из-за этого. Очень даже переживает. Для девушки - это все. Даже набитая дура при красоте сходит за королеву.
Они расстались друзьями. Условились, что Пастухов заберет заявление обратно и уговорит Белкину не уходить с завода. Роман проводил его до дома. У подъезда Пастухов сказал, пожимая руку:
- До завтра.
- До завтра.
- А я о тебе раньше не так думал.
- Знаю.
Роман догадывался, как думал о нем Пастухов: головой Ключанского думал. Интересно, а чьей головой думает Вадим Ключанский? Маринина, как сказал Пастухов? Почему именно? Что между ними общего? И чьей головой думает Маринин? На последний вопрос Роман не мог дать ответа. Он был еще зелен и неопытен в идеологической борьбе, не знал ее тактических тонкостей, не догадывался о серьезности, и масштабах. Вечером он рассказал брату о Пастухове и Белкиной.
- Ты понимаешь, дед, это же победа, моя победа, черт возьми! - возбужденно говорил Роман. - Юра Пастухов хороший парень. Из него выйдет отличный рабочий!
- Отличные бывают специалисты: инженеры, конструкторы, изобретатели, - вдруг совершенно спокойно, пожалуй, даже равнодушно ответил брат, не отрываясь от учебника, который он читал. - Рабочие бывают либо хорошие, либо плохие. Плохих надо увольнять. Тогда будет порядок на производстве.
Вот так огорошил! Роман посмотрел на него удивленно и вопросительно, но дед не удостоил его даже взглядом, по-прежнему сидел в кресле под торшером, уткнувшись в учебник. Наконец Роман ответил только одним словом:
- Не оригинально.
- А я и не претендую. Это сказал у нас на лекции профессор Гаранин.
- А поумней ваш профессор ничего не мог придумать? - ехидно бросил Роман.
- Придумал, - с неизменным спокойствием произнес Олег. - Он сказал, что в век современной науки и техники ведущей силой общества являются специалисты: ученые, изобретатели, инженеры, конструкторы.
- И как это надо понимать? - с живым интересом осведомился Роман.
- А так, что во главе всей общественной жизни должны стать специалисты: ученые, инженеры. Они должны стать руководителями государственных учреждений, в том числе и правительства… Не исключая и партийных органов.
- Вот даже как? Значит, техника руководит обществом.
- Командуют ученые и сильные. В этом есть логика.
- Ну а как же насчет идеологии? Вы не спросили?
- Интересовались. Один студент задал вопрос о надстройке и базисе в эпоху технократии.
- И что ж он ответил?
- Полное, мол, соответствие марксизму: надстройка держится на базисе. Хозяева живут в доме, все прочие в мезонине.
- Шикарно устроился ваш профессор. А как ты, дед, смотришь на подобную реорганизацию мира?
- Хладнокровно. Но, скажу тебе, наш Гаранин не так глуп, как ты думаешь.
- Я думаю о другом. О том, что ваш профессор тоже не оригинален. Подобные "идеи" я уже слышал. И знаешь от кого?
- От Саши Климова?
- Ну-у, разве Саша станет рекламировать такую ахинею. От Вадима Ключанского! - с торжествующим злорадством сообщил Роман, и в глазах его светилось удивление. Видя равнодушие брата, никак не прореагировавшего на такой факт, он снова сказал: - Нет, ты подумай - от Ключанского!
- Вот он и метит в будущие руководители общества, - иронически улыбнулся Олег.
- Ну какой он специалист. О себе он пока помалкивает. Но с жаром говорит, что руководить страной должны умные инженеры. Такие, как наш Гризул. Он видит причину наших недостатков и трудностей в партийных работниках.
- Гризул беспартийный?
- Что ты, напротив, член парткома.
- Тем более. Выходит, Ключанский не против партийного руководства. Все в ажуре, так сказать, на высокой идейной основе.
- И ты считаешь… - начал горячиться Роман, готовый к острой дискуссии, но, как всегда, Олег решительно избегал, как он выражался, бесполезной болтовни и теперь оборвал брата на полуслове:
- Я считаю, что вся эта философическая демагогия не стоит выеденного яйца. И оставь меня, пожалуйста, в покое.
- Но ведь ты же будущий руководитель общества. Быть может, глава государства или, на худой конец, министр, - с издевкой продолжал Роман. - Может, вспомнишь тогда о своем бедном братце и престарелом отце-коммунисте, который всю свою жизнь провел на комсомольской, партийной и дипломатической работе.