Для Фредерика настали трудные времена. Он шел, нахмурясь, по тропе, много десятилетий назад созданной им самим. Много десятилетий назад, когда он был полон восторга от своего бытия. Ему все было интересно, и все радовало его неокрепшую душу.
Тогда старый, временами казавшийся совсем выжившим из ума Бартомиу, приглашал его к себе в экспериментаторскую и позволял творить вместе с ним кусочки их мира. Тропа, по которой все жители Поднебесья спешили к Равновесной Чаше в судный час, была первым творением Фредерика.
Молодой волшебник ясно увидел перед собою сгорбившегося над зельем старика. Седые волосы Бартомиу, свешиваясь с худых плеч, чудом не попадали в котелок. Губы старца постоянно шевелились, беззвучно произнося заклинания, а взгляд блуждал, останавливаясь на госте как на очередном предмете и тут же следуя дальше в своем путешествии за неуловимой мыслью.
– Отведай.
Бартомиу, заметив, наконец, юношу, протянул тому склянку с вонючей и подозрительной на вид жидкостью.
Это случилось на третий день пребывания Фредерика в Поднебесье. Он еще только осваивался в новом окружении, никого не знал и чувствовал себя лишним, мальчишкой, вечно путающимся под ногами у других. Поэтому даже такой знак внимания со стороны волшебника показался молодому человеку благословением небес. Он мужественно опустошил стеклянную колбу, ожидая самых неприятных последствий. Но ничего не произошло. На вкус жидкость оказалась довольно сносной. Во рту остался привкус свежей листвы и влажной, как после дождя, почвы.
– Что это? – с благоговением спросил Фредерик.
– Правильный вопрос, – закивал Бартомиу, беря склянку и проверяя ее на свет тусклой керосиновой лампы. – Своевременный.
– Это тонкое вещество, – улыбнулся старик беззубой улыбкой, видя, что гость все еще ожидает ответа.
– Чье тонкое вещество? – опять спросил Фредерик, всеми силами стараясь, чтобы любопытство, которое он не мог сдержать, не выглядело дерзостью.
– Я еще не решил, – поделился своими размышлениями Бартомиу. – Еще не решил.
Волшебник причмокнул, облизал языком сухие губы, опять причмокнул.
– Нет, еще не решил, – заключил он, торопясь к вновь закипающему котелку.
После первой встречи Фредерик заглядывал к магу каждый день. Они могли не обмолвиться и словом. Иногда юноше даже казалось, что Бартомиу попросту не замечал его. Но, с другой стороны, старик и не прогонял молодого человека. И Фредерик чувствовал себя уютно в экспериментаторской, освещаемой отсветами языков пламени. Бормотания волшебника, шипения зелий, потрескивание огня в печи успокаивали юношу, который поначалу нигде не мог найти себе места.
Позже, когда Фредерик освоился, обзавелся друзьями, окреп духом и сделался веселым и радостным, Бартомиу рассказал ему, что же за тонкое вещество кипит в котелках. И, видя горящие желанием сотворения глаза юноши, позволил тому поучаствовать в процессе превращения зелья в материю.
– А можно, здесь у нас будут сидеть две птицы? – вдруг спросил Фредерик, после того, как волшебник объяснил ему, что они творят новую тропу, ведущую к самому важному месту Поднебесья.
– Какие две птицы? – остановился вечно пребывающий в суетливых передвижениях Бартомиу, щуря подслеповатые глаза на молодого человека. – Где?
Фредерик указал старику на их тени, двумя мохнатыми поганками подрагивающие на стене в неровном свете лампы.
– Такие. Пусть это будут две нахохлившиеся большие птицы. И они будут предупреждать идущего по тропе об опасности.
– Отчего же не быть, – согласился Бартомиу, нашептывая бурлящей воде в котелке новые слова.
– Гордец! – раздалось громкое гарканье над самым ухом Фредерика, что заставило его вернуться к реальности.
Молодой человек вздрогнул и сердито уставился на огромную мохнатую птицу, опустившую к нему свою морду. То ли шерсть, то ли перья покрывали всю ее голову, глаз видно не было, и только торчал большой рыжий клюв.
– Гордец! – повторила за ней другая, сидящая рядом, выглядевшая точь-в-точь как первая.
Птицы на тропе появились, а вот вместо предупреждения об опасности они несли всякую обидную чушь.
Фредерик досадливо отвернулся от своего неудачного творения и двинулся дальше. Зеленые лианы, свешиваясь с толстых ветвей, льнули к молодому человеку, но он лишь решительно отводил их рукой, даже не удостаивая равнодушного взгляда. Судный час настал. Надо было спешить.
Полным изящества жестом придерживая полу темной сутаны, молодой человек ускорил шаг. Сегодня он не хотел опоздать. Он не надеялся вернуть себе свежесть мыслей, хотя смутно подозревал, в чем таился корень его неожиданно начавшейся беды.