Я вижу Хоупа, его белоснежную улыбку. А потом я замечаю, как дерево позади него видоизменяется, растет, крепнет, как на ветках что-то распускается. Хоуп смеется, затем ударяет в ладони, и тысячи роз срываются с веток, на секунду застилают небо надо мной, а после падают прямо на меня.
Когда я открыла глаза, первое, что я увидела, был потолок. Пожелтевший от времени, по углам украшенный паутиной и покрытый незатейливыми узорами, он ясно напомнил мне, где я нахожусь.
В квартире было тихо. Сумерки окончательно поселились в комнате, и луна приняла свой ночной пост, освещая кровать и часть потолка.
Я вспомнила о своей прогулке по воображаемому берегу, где песок просачивался между пальцами, и солнце было будто бы размером с себя настоящее.
Моя первая встреча с Хоупом, с моим подсознанием, где весь мир лежал у меня на ладонях, где розы росли на деревьях, и я была способна бороться со своими страхами, обернулось для меня приключением души, свежим, жадным глотом воздуха, ключом, подходящим ко всем запертым дверям моего сознания...
В кафе как всегда было очень шумно. Развязные подростки громко смеялись и непристойно шутили. Они пытались заказать алкоголь, провожали взглядом официанток и неуклюже приставали к соседнему столику, где сидели несколько девушек. Какая-та пара, не переставая, ругались между собой, кидая друг в друга салфетками. Женщина вдруг заплакала, выплеснула в своего друга стакан сока, вскочила из-за стола и убежала. Он не пошел за ней, лишь крикнул вдогонку: "Истеричка!" и подозвал меня. Он заказал пиво, и весь вечер выглядел спокойным и даже радостным, а после ушел, оставив мне хорошие чаевые.
- Ты все еще не надумала вернуться в колледж? - спросила Саша, вытирая столы после закрытия.
Было поздно и я устала, еле ворочаясь от одного стола к другому, ноги словно свинцом налились. Саша казалась бодрой, только короткий хвостик растрепался к концу дня.
- Ты каждую смену меня об этом спрашиваешь, - сказала в ответ я, поднимая стулья.
Саша звонко засмеялась, как только она и умеет, будто я произнесла что-то безумно смешное, и, смахнув с лица прядь непослушных волос, воскликнула:
- Но я и вправду хочу, чтобы ты вернулась! Лина, ты ведь была одной из лучших в нашей группе. - Саша подошла ко мне, приобняв за плечи, и, еще раз громко рассмеялась, говоря:
- Ты ведь не хочешь до конца своих дней здесь работать? Из тебя получился бы отличный дизайнер.
Я улыбнулась, и по моей улыбке Саша поняла, что я не вернусь, и что мой ответ будет всегда один и тот же. Она пожала плечами и отступила.
- Как знаешь.
Саша хотела уйти, но потом вдруг замерла, обернулась ко мне и шепотом, словно боясь, что кто-нибудь услышит, сказала:
- Я могла бы одолжить тебе деньги на обучение. Родители оплатят, и слова не скажут.
Я нервно усмехнулась, ответив грубее, чем рассчитывала:
- Обойдусь.
- Ох, Лина, я же от чистого сердца! Уйми свою гордость, она тебе мешает.
Саша коснулась моей руки, но я отпрянула. Меня почему-то задели ее слова: я почувствовала себя униженной ее жалостью.
- Перестань это делать, ясно?
- Что делать?
- Перестань жалеть меня. Меня тошнит от этого. Ты даришь мне одежду, духи, предлагаешь оплатить учебу, ожидая, что я с радостью соглашусь. Ты хочешь, чтобы я была у тебя в долгу, чтобы ты тешила свое самолюбие. Но знаешь что? Легко быть добрым и щедрым, когда у тебя все есть.
Саша молча смотрела на меня, а затем бросила тряпку на стол и отвернулась. Она обняла себя руками, продолжая молчать. Когда она заговорила, я вздрогнула от ее холодного, отстраненного голоса.
- Разве у меня все есть? - тихо спросила она.
Я заметила, как она сжала руки, вцепившись в майку.
- Ты думаешь, если у моих родителей есть деньги, значит, у меня все есть? - Саша грустно засмеялась. - И раз у нас есть деньги, а у тебя их нет, я тебя жалею?
Она опустила руки и обернулась. Саша успокоилась, и теперь ее голос казался живым и жизнерадостным, как и всегда, только слова были точно противоположны:
- Мама с папой всегда ругаются, лет пять обещают друг другу развестись. Сейчас мне уже все равно, но когда я еще в школе училась, меня это очень беспокоило. Папа постоянно приводил своих одноразовых подружек, позволял им вести себя как дома и обращаться со мной, как с прислугой. Мне всегда приходилось за ними прибирать.