- Я думаю, он изжил из самого себя.
- Ты мог бы соврать, - тихо говорю я, пытаясь не заплакать. Каким бы папа ни был, он - мой отец, и мне больна сама мысль о его смерти.
- Можно врать всему свету, но самому себе - ни за что, - отвечает Хоуп и больше не произносит ни звука, пока мы не оказываемся на самой верхушке горы.
Мы скрываемся среди облаков, воздух здесь неразряженный (это ведь моя воображаемая вселенная), а наоборот - полный чистоты свежести, с привкусом свободы и легкости человеческой души.
- Расправь руки, - велит Хоуп. Я послушно выполняю приказ и чувствую, как под кожей рук начинает что-то шевелиться, щекотать изнутри, пытаясь выбраться наружу. Я замечаю, как перья прорастают точно стебли из земли, подрагиваясь, покрывают меня от плеч до кончиков пальцев.
- Если бы ты была птицей, куда бы ты направилась? - спрашивает Хоуп. Его лицо кажется мне осунувшимся, лишенным блеска в глазах, как было раньше. Я думаю, он взял на себя всю тревогу за отца, чтобы я отдохнула от собственных чувств, от собственных бесконечных переживаний.
Я смеюсь, потому что чувствую себя легкой, как этот ветер, чувствую себя свободной от всего на свете, и, не ответив, просто обнимаю Хоупа. Он вяло обнимает меня в ответ и повторяет свой вопрос.
- Не знаю, - говорю я. - Полетела бы туда, где хорошо.
Хоуп кивает и, впервые за сегодняшнюю встречу, улыбается.
- Тогда лети, - говорит он, и ветер подхватывает меня, словно пушинку, заставляя расправить крылья.
Я лечу все выше и выше, старательно взмахивая крыльями и не дыша от восторга. Я вздымаю вверх, пока не оказываюсь выше облаков. Здесь тихо, солнце предстает во всем своем великолепии, запутавшись лучами в моих волосах. Розово-оранжевые облака напоминают подушки, но, когда я опускаюсь на них, они, словно призраки, исчезают.
Я плачу и смеюсь одновременно. Мне так хорошо, что даже мысль о том, что все это ненастоящее, что я сейчас лежу на старом диване в ожидание папиного возвращения с больницы, не омрачает мой полет.
"Это полет души" - говорит Хоуп. Его голос доносится из моего сердца.
Я лечу дальше, пролетаю через океан так быстро, что захватывает дыхание. Ко мне присоединяются другие птицы, но они мешают. Будто прочитав мои мысли, они медленно меняют курс и улетают, растворяясь на горизонте.
Я снова одна. Но мне не кажется, что я одинока. Я наполнена свободой до краев, ощущением, что нет границ. Границы ведь просто так не появляются. Мы сами их выстраиваем, пытаясь оградиться от внешнего мира. Теперь я поняла, что те цепи, которые я ощущала на себе, я лично закрепила на запястьях и выбросила ключ.
Но теперь я свободна, потому что для меня нет границ и нет запертых дверей.
Я замечаю одинокий деревянный домик, среди гор и быстротечной реки. Он мне кажется знакомым, хотя я его никогда не видела. Я решаю спуститься, когда узнаю фигуру Хоупа, стоящую у порога.
- Как прогулка? - спрашивает он, улыбнувшись. Хоуп выглядит в разы лучше, обновившись вместе со мной.
- Я летала! - восклицаю, вызвав у Хоупа искренний смех.
Приобняв за плечи, он ведет меня в дом. Там очень уютно: в камине несмело потрескивают угольки, искусственный миниатюрный водопад стекает по полкам, набитыми старыми книгами, и заканчивается где-то среди них, поскольку ни капли воды не попадает на белый ворсистый ковер; черный лабрадор, свернувшись калачиком, посапывает на диване; играет музыка и пахнет застывшим временем.
- Добро пожаловать в свою голову, - говорит Хоуп, присаживаясь рядом с собакой. Пес кладет морду к нему на колени и задумчиво смотрит на меня.
Я сажусь напротив них, оглядывая помещение.
- Здесь очень тепло, - говорю я.
Хоуп улыбается кончиками губ.
- За последнее время обстановка координально поменялась.
- Серьезно? А что было раньше?
Лабрадор поднимает голову, издав короткий недовольный рык.
- Тише, мальчик, - шепчет Хоуп, поглаживая собаку. - Ему не нравилась прошлая атмосфера, - говорит он мне.
Я смотрю на пса и спрашиваю:
- Что он тут делает?
Хоуп улыбается.
- Охраняет твой покой.
Лабрадор гавкает в знак согласия и снова усаживается, положив голову на колени Хоупа.
- Что было раньше в этой комнате? - повторяю свой вопрос.
Хоуп долго смотрит на меня, прежде чем ответить, а когда говорит, его взгляд становится бездумным и отстраненным, как всегда бывает, когда он вспоминает то, о чем хотел бы забыть.
- Здесь раньше не было окон и не было двери. Камина не было и обоев, кстати, тоже. Ржавые цепи, пустой пузырек на табуретке и картина.
- Что за картина?
Хоуп несколько раз моргает, очнувшись, и смотрит на меня.