Ректор возмутился упрямством и неразумностью отпрыска великого человека: конструкция убогая, отсталая, лишённая всяческих перспектив…
Я вступился:
— А ну, запусти!
Черепанов развёл огонь в запальной трубке, накачал светлую вонючую жижу. Натруженные руки крутанули огромное маховичное колесо. Аппарат подхватил, кашляя сизым удушливым дымом.
— Довольно! Глуши, — поторопил его ректор. — Ежели упрямство не пущает забросить — трудись, но только после основного урока. А с завтрашнего дня начинай с паровыми турбинами работать. Чует сердце, за ними будущее, — тут он не сдержался и передразнил восторженный тон юнца. — А не за «внутренним сгоранием». Пар будет править бал ближайшие двести лет! Попомни мои слова. Наш замечательный девятнадцатый век дал множество изобретений, каждое новое будет не уделом одиночек, но результатом долгих опытовых исследований. Потому в следующем двадцатом столетии не откроется решительно ничего нового, дай Бог все теперешние открытия применить.
Ректор протёр ветошью вечно масляные пальцы, норовившие потрогать очередной механизм, и удалился.
Мы тоже с сыном вышли. Весенний питерский ветер нёс влагу с Балтики на северную столицу России, над Каменным островом начался дождь. Володя спросил, явно опасаясь встретить неприятие показанного, с Панфутием Черепановым он был очень дружен:
— Как ваше мнение?
— Самое положительное. Я же тебе многое рассказал. Уверен, вес двигателя мощностью в тысячу лошадиных сил будет менее тонны, а масса потребляемого топлива уменьшится в разы. Это — двигатель будущего. Но двадцатый век, а ты до него можешь дожить, принесёт ещё много плодов. Будут и другие двигатели. Люди полетят в космос, к Луне. Нужно только много работать… и много денег. Понимаешь?
— Да… Папа.
Девочки давно меня приняли, особенно Маша, она была в бурном восторге и не пеняла за отсутствие; сын только сейчас назвал меня папой после «воскрешения». Всего одно слово, но оно подарило мне чувство окончательного воссоединения семьи!
И в остальном… Я сумел исправить ошибки. Россия залечила раны декабризма, избежала позорного поражения в Крымской войне. Разбитая Османская империя больше не угроза. Другие соперники сильны, но и мы не лыком шиты. Разве что государственный строй империи далёк от идеала, а в какой стране и в какой эпохе он идеален?
Ах, да: Пушкин дожил до седин.
Эта версия истории получилась более удачной.
Значит — всё было не зря. Начиная с моего появления здесь в 1812 году.
ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ! ВЫКЛАДЫВАЕТСЯ РОМАН «СЕРДЦЕ ПРИМАТА» О ПОПАДАНЦЕ В ТЕЛО ЧЕЛОВЕКООБРАЗНОЙ ОБЕЗЬЯНЫ #170034