Кенамон был настроен более оптимистично. Однако его не столько интересовала успешная охота, сколько возможность побеседовать с Сенмутом, молодым военачальником отряда колесниц, перед которым он преклонялся. Ранним утром, когда под лучами восходящего солнца зарделся песок пустыни, они затаились вблизи низкой гряды. Пока загонщики понесли легкую сеть, в которую собирались загонять дичь, оба молодых человека уселись на песок друг против друга. Кенамон с благоговением дотронулся до большого лука Сенмута; воин брал его с собой в сирийский поход. Рядом стояли слуги с колчанами, полными стрел.
— Мой отец думает, — сказал Кенамон, — что Они,[38] возможно, возвратятся в страну горных жителей весной.
— Я слышал разговоры об этом.
— Может быть, Амон даст силу его оружию. Сенмут кивает головой, улыбается, но не отвечает.
— Почему ты улыбаешься? — спрашивает Кенамон.
— Потому что у горных жителей тоже могущественные боги.
— Но победил Амон.
— Победил Менхеперра.[39] Если бы он не был великим воином, Амон вряд ли помог бы нам.
Кенамон смеется.
— Не скажи этого при моем отце, — говорит он.
— Или Нофрет?
— Даже Нофрет не поймет тебя.
— Ведь она жрица.
— Да, но только потому, что ее заставил отец. Ее никто и ничто не интересует, кроме ее самой.
— Ты несправедлив к своей сестре, Кенамон.
— А ты попросту тратишь время, — ответил юноша, — Я не хотел тебе говорить, но ты бы сам узнал об этом. Она сожгла твою прекрасную поэму.
Сенмут встает, берет лук из рук Кеиамона и перебрасывает колчан через плечо.
— Они идут, — говорит он и быстро поднимается на песчаный холмик. За ним спешит Кенамон. Со стороны пустыни доносятся отдаленный лай собак и громкие крики загонщиков. Оба охотника со своей свитой замерли в ожидании на вершине холма, прикрыв глаза от ярких лучей солнца. Рядом с каждым стоит слуга, чтобы вручить своему хозяину новый колчан, когда у того кончатся стрелы.
Из легкой дымки вдруг вынырнули две газели и помчались в сторону ограждения, не заметив его. Сенмут схватил лук, припал на одно колено и натянул тетиву. Но, прежде чем он успел отпустить тетиву, Кенамон выпустил стрелу и промазал. Сын везира громко выругался, за что отец не похвалил бы его. Но пока он доставал вторую стрелу, загудела тетива лука Сенмута, и одна из газелей рухнула, подняв тучи песка.
— Бей вторую! — закричал Сенмут. Но Кенамон снова промахнулся.
— Ты должен научиться стрелять лучше сирийцев! — засмеялся его друг.
Вместе с другими охотниками они сбегают по склону холма, так как с севера к ним приближается песчаное облако, в нем постепенно выделились три или четыре группы испуганных животных: каменные козлы, газели и зайцы, спасавшиеся от настигавших их собак.
Гудят тетивы, длинные стрелы со свистом разрезают воздух. Далеко разносятся возбужденные голоса загонщиков, охотников и их слуг, перемежающиеся громким лаем собак.
Уже семь бездыханных газелей лежат на песке. Раненый каменный козел бредет к холму со стрелой в боку, но надает от стрелы Кенамона. Это его первое попадание в цель.
Внезапно Сенмут с отвращением отдает свой лук слуге.
— Надоело мне, — говорит он Кенамону. — Вернемся в лагерь.
Не сказав ни слова, а только удивленно взглянув на друга, Кенамон садится в колесницу и следует за Сенмутом.
Постепенно голоса охотников и лай собак стихают, и вот уже больше ничего не слышно, кроме мягкого стука копыт по песку и тяжелого дыхания лошадей. Они подъезжают к палаткам, стоящим в вади, и выходят из колесниц. Сенмут говорит:
— Тот слух, что дошел до тебя, — правда. Менхеперра возвращается в Сирию.
— Когда?
— Месяца через два, а может быть, и раньше.
— Ты пойдешь?
— Да, потому что идешь ты.
Прежде чем Кенамон успел выразить свою радость, Сенмут поспешно добавил:
— Твой отец знает об этом. Он скажет тебе в нужное время. Аменемхеб его убедил. Тебя должны зачислить в мой полк. Но не думай, что война — продолжение охоты. Тебе нужно будет научиться шагать дни напролет без еды и питья, научиться управлять колесницей на горных дорогах. Ты будешь сражаться с почти невидимым врагом, который прячется за скалами и внезапно нападает на тебя, когда ты едешь в походной колонне. Он убивает твоих воинов и исчезает, прежде чем ты успеваешь натянуть тетиву своего лука.
— Но ты сражался с бедуинами много раз, — возразил Кенамон, — и остался жив.
— Возможно, мне повезло. Я предпочел бы быть убитым, чем попасть к ним в плен. Я видел, что они делают с пленными…