«В последний сезон, — писал Картер, — у нас иной раз бывало по десять групп посетителей в день, и так продолжалось бы каждый день, если бы мы многим не отказывали. Другими словами, мы по целым неделям не могли бы вообще работать».
Наконец Передняя комната была очищена, и Картер приготовился вскрыть замурованный проход во второе помещение. К этому дню газеты всего мира давно готовили своих читателей, и, когда он наступил, многочисленные посетители и корреспонденты столпились у входа в гробницу. Однако внутрь был допущен только журналист из «Таймс». А о том, что происходило снаружи, лучше рассказать словами представителя «Дейли Телеграф»:
Мистер Коллендер открыл массивную дверь, за которой начиналась каменная лестница, и в гробницу снесли несколько стульев. (Они предназначались для почетных гостей, правительственных чинов и других лиц, приглашенных на вскрытие второй комнаты.) «Сейчас начнется концерт! Картер нам что-нибудь споет!» — сказал лорд Карнарвон, оглянувшись на представителей прессы, чье присутствие явно его смущало. В течение следующих трех часов журналисты отмечали и по-своему толковали каждый звук, каждый знак. На поверхность выносили части каменной кладки, иногда слышались восклицания леди Эвелин, иногда скрежет железных зубил или удары деревянных молотков. Возбуждение зрителей, оставшихся снаружи, достигло предела, когда рабочие начали выносить в корзинах каменные блоки и мелкие осколки кладки.
Тем временем в очищенной Передней комнате сидели двадцать почетных гостей и следили за каждым движением Картера и его помощников, которые взламывали замурованный проход, охраняемый статуями двух стражей. Среди зрителей был сэр Алан Гардинер, который поделился с нами своими личными воспоминаниями: «Когда Картер снял верхний ряд кладки, мы увидели за ней стену нз сплошного золота, во всяком случае, так нам показалось на первый взгляд. Но когда была убрана вся кладка, мы поняли, что видим одну сторону огромного внешнего ковчега. Мы знали о таких ковчегах по описаниям в древних папирусах, однако здесь он был перед нами. Во всем своем сине-золотом великолепии он заполнял все пространство второй комнаты. В высоту он почти достигал потолка, а между его стенками и стенами комнаты оставалось не более двух футов.
Сначала внутрь вошли Картер и Карнарвон, протискиваясь сквозь узкое пространство, и мы ждали, пока они вернутся. Когда они вышли, оба изумленно всплеснули руками, не в силах описать, что они увидели. За ними последовали другие, пара за парой. Помню, как профессор Лако сказал мне с усмешкой; „А вам лучше не пробовать: слишком уж вы… солидный“. Тем не менее, когда пришла моя очередь, я вошел во внутреннюю комнату с профессором Брэстедом. Мы протиснулись между стенами и ковчегом, свернули налево и очутились перед входом в ковчег с большой двустворчатой дверью. Картер отодвинул засов и открыл эти двери, так что мы смогли разглядеть внутри большого внешнего ковчега, который достигал 12 футов в длину и 11 в ширину, другой, внутренний ковчег с такими же двойными дверьми, с еще нетронутыми печатями. Лишь потом мы узнали, что здесь было четыре позолоченных ковчега, вставленных один в другой, как в наборе китайских резных коробок, и только в последнем, четвертом, покоился саркофаг. Но его мы смогли увидеть лишь через год».
Сам Картер так описывает запечатанную дверь: «В тот момент у нас пропало всякое желание вскрывать эти печати, ибо мы вдруг почувствовали, что вторгаемся в запретные владения; это гнетущее чувство еще более усиливали льняные покровы, ниспадавшие с внутреннего ковчега. Нам казалось, что перед нами возник призрак усопшего фараона, и мы должны склониться перед ним».
Далее сэр Алан Гардинер пишет: «Тут была одна деталь, которую трудно представить по прошествии стольких лет. Если вы посетите сегодня Каирский музей, вы сможете увидеть все эти экспонаты. Разумеется, они по-прежнему великолепны, однако золото кое-где померкло, приобрело оттенок тусклого янтаря. А когда мы впервые вошли в усыпальницу, золотые ковчеги невообразимо сверкали — сухой воздух гробницы три тысячи лет сохранял их ослепительный блеск.
Позади усыпальницы мы обнаружили вход в другую комнату… Она была полна чудес! Здесь стоял ковчег для каноп фараона, охраняемый четырьмя изящными маленькими богинями из золота; здесь же были золотые колесницы, большое изваяние бога Анубиса с головой шакала и множество прочих драгоценных предметов. Тут же мы нашли большое количество ларцов. Картер открыл один из них. Сверху лежал красивый веер из страусовых перьев. Перья были великолепны, пушисты, словно их только что вставили в рукоятку опахала. Эти перья заставили меня забыть о десятках столетий, которые нас разделяли. Точно фараон был погребен совсем недавно. Разумеется, через несколько дней страусовые перья начали ссыхаться, и пришлось их законсервировать. Однако, когда я увидел их впервые, они были свежи и совершенны и произвели на меня такое глубокое впечатление, какого я не испытывал и, наверное, уже не испытаю никогда».