До нас дошли некоторые указания относительно служебного персонала при архивах: найдена именная печать, принадлежавшая «Джедену, подручнику Шамаса-Ники». Джедену, судя по имени, – египтянин; по-видимому, он занимал должность писца под начальством Шамаса-Ники, несомненного вавилонянина. Флиндерсу Питри, производившему основательные раскопки в этой части Эль-Амарны в 1891 г., удалось открыть имя еще одного чиновника, написанное чернилами на камне: «царский писец Хеперра». Он думает, не без основания, что это был египетский директор Правления, под чьим начальством находился вавилонянин Шамас-Ники, при котором, в свою очередь, состоял египтянин Джедену. [37]
Присутствие иностранца-вавилонянина объясняется тем, что все дипломатические акты написаны клинообразными, т. е. иностранными для Египта письменами. Употребление этого языка при дворе фараона было нововведением; ни в одном документе более раннего периода на это нет никаких указаний; неудивительно потому, что к этой иностранной «дипломатии» был приставлен иностранец. Как нам известно, египетские иероглифы изображают буквы, звуки слогов и понятия фигурами людей, животных, растений, всевозможных предметов, воспроизведенных с самой добросовестной правдивостью; знаки очень легко узнавать, а для египтологов зрительное их чтение даже привлекательно и легко. У вавилонян, напротив того, письменные знаки, бывшие вначале фигурами, аналогичными египетским иероглифам, очень быстро подвергались стилизации, а потом видоизменению. Употребление мягкого кирпича как материала и стила для начертания письмен привело писцов Евфрата к замене прямых и извилистых линий человеческой и звериной фигуры или очертания предмета рядом прямых штрихов, которым стило придавало вид гвоздя или угла (откуда название клинообразные письмена). Мало-помалу звезда, голова животного, человеческая рука превратились в группы штрихов, следующих друг за другом в горизонтальном или вертикальном направлении; в настоящее время неопытному глазу так же трудно узнать в них первоначальную фигуру, как в китайских знаках, представляющих не более как силуэты существ и предметов, искаженные преувеличенной стилизацией.
Зато, если клинообразные письмена мало привлекательны для глаза, у них есть преимущество определенности и легкости начертания. Вот почему, как это подтверждают кирпичи Эль-Амарны, они были приняты во всей Западной Азии, вероятно, со времен почти баснословного покорения Сирии и Месопотамии Саргоном Старшим, царем Вавилонским (3500 лет до н. э.). «Начертание этих письмен, – говорит Халеви, – есть вавилонская скоропись; язык – обыкновенный вавилонский, который в те времена был литературным наречием не только северных семитов, но всех народов Тавра и Амануса, обладавших некоторой цивилизацией. По верхнему течению Евфрата вавилонское начертание было уже принято в несемитических наречиях этих стран».
Этому очень любопытному обстоятельству мы обязаны нахождением среди писем Эль-Амарны двух посланий, написанных клинообразными знаками, но языком еще неизвестным Митанни: мы можем прочесть в этих письмах звук, но не смысл. Некоторые индоевропейские племена Передней Азии тоже приняли вавилонские начертания как письменное выражение своего языка: в музее Гимэ имеется несколько текстов одного индоевропейского языка, найденных Шантром в Каппадокии и начертанных клинообразными письменами.
Несмотря на географическое соседство вавилонской цивилизации, получившей распространенность благодаря письменности, египтянам, служившим в отделе корреспонденции, нужна была настоящая интуиция, чтобы стоять на высоте роли переводчиков и редакторов. Язык и письмо, с которыми приходилось иметь дело, были настолько трудны, что в пособие им был составлен словарь, отрывки которого найдены Питри. Это кирпичи, аккуратно разделенные на три столбца: в первом написан знак письма, идеограмма; во втором – его переложение в равнозначащих звуках семито-вавилонского наречия, бывшего в ходу у разных народов Западной Азии; в третьем – произношение этих знаков по-шумерски, т. е. на оригинальном вавилонском языке. В одном трактате есть указание на то, что словарь составлен «по приказу царя египетского»; отсюда можно вывести, что фараон требовал от своих писцов основательного знания иностранного языка, так как, в сущности, шумерское произношение могло понадобиться только тем, кто хотел знать все тонкости клинообразного начертания. [38]
Понятно, почему всячески поощрялось изучение иностранного наречия, если мы примем во внимание, что оно не только употреблялось в корреспонденции с царями или вождями Азии, но им пользовались и сами фараоны. Длинное послание Аменхотепа III к царю Вавилона составлено на том же языке, что и письмо, на которое он отвечает [39] ; один из последних принцев Египта писал своему отцу фараону клинообразными знаками; египетские губернаторы переписываются с канцеляриями метрополии на вавилонском языке, а не египетскими иероглифами. [40] Тот факт, что для дипломатической корреспонденции употреблялся только этот язык, имеет важное значение для определения взаимной ценности научной и литературной культуры в Халдее и Египте в XV в. до н. э. Но с исторической точки зрения, на которой мы стоим, это интересно еще в одном отношении: мы видим, что в деле управления своими азиатскими провинциями фараоны выказали хитрость и политический такт, по меньшей мере, неожиданные. Более подробное изучение системы их господства готовит целый ряд неожиданностей для тех, кто думает, что политика протектората и дипломатическое воздействие на далеком расстоянии суть искусство современности, незнакомое древним.