Нет, какой стол, какая краска? Болело все тело, словно его выжали. За высоким окном виднелось блеклое от пыли небо, и как ни присматривайся, ни следа облака в вышине не разглядеть. А он так старался…
— Ты понимаешь, что он пытался сделать?
Папа стоял в изголовье, рядом брат, крепко схватившись за большую, испачканную чернилами руку. Смотрел на младшего серьезно, а говорили родители, словно не замечая, что он слышит.
— Тише, не шуми, — ладонь у мамы была прохладной. — Зато можешь успокоиться, у Кита есть дар. Сильный дар, правда, сын мой? А что облака — тоже вода, и нарисовать их нельзя, ты не знал.
Он всхлипнул, но слез не было, все высохло, ушло в невозможное, в то, что не сделать.
Ему исполнялось шесть лет. Он не мог прогнать сушь.
Моргнул и оказался в столовой. Дышать было тяжело, хотелось открыть рот, как старая собака, но было нельзя, станет еще хуже, он знал.
У папы стало больше морщин, он часто прятал лицо в ладонях. Мама сидела прямая, с неподвижным взглядом, и то, что она наконец рядом, не радовало.
— Новый колодец пуст, — тихо сказал папа. — Шин, надо закрывать ворота.
Мама кивнула.
— Закроем. Если засуха не кончится в ближайшие месяцы, соберем всех и перевезем в средний ток Илаты.
— Не все справятся. В деревне уже нет запасов, — большие руки сжали кубок, на дне которого плескалась вода. — Нашего погреба…
— На два месяца хватит, — перебила его мама. — Если растягивать, то на три. Будем выдавать по кружке в день, мало, но дотянем.
— А мальчики? Детям с даром нельзя так мало пить.
Слуга за спиной сухо сглотнул. Кит сжал кулаки, вытянулся, вскипело внутри — это ты! Ты виноват! Ты решил, что вам дадут меньше воды из-за нас!
Из-за нас.
Открыл глаза среди ночи. Было слишком громко и слишком светло. Мама в ночной рубашке, но с флягой на поясе коснулась его плеча.
— Вставай, сын. Быстрей.
Роксан рядом уже зашнуровывал штаны, Кит только сапожки успел натянуть. Мама, почему-то внимательно смотревшая в стену, сказала:
— Бегом.
В коридоре было неправильно. Он не сразу понял — по камням скользили яркие красные отсветы, раньше Кит совсем другими красками рисовал бы дом. Мама спешила за ними, указывая, куда поворачивать. Киту раньше говорили, что она воевала, делала Илату свободной, и он гордился, но только сейчас почувствовал, как это. Было страшно.
Он раньше не спускался в водяной погреб, и теперь с испугом оглядывался в большом каменном зале, заставленном бочками. Ключи хранились только у родителей. Сегодня тяжелая дверь была открыта, и это пугало сильней, чем странная, хоть и в рубашке, но словно с парадного портрет сошедшая мама.
— Толкайте.
Втроем они отодвинули бочку, Роксан вдруг отвлекся, вскинул голову.
— Мама, идут.
Кит вцепился в ее юбку, но мама словно не заметила, опустилась на колени, сняла пояс, завела за спину Роксана, завязала слишком длинный хвост за пряжкой. Поцеловала обоих в макушки.
— Берегите друг друга.
Брат взял его за руку, стиснул пальцы так, что Кит пискнул. Спросил:
— А ты?
Мама улыбнулась, толкнула их к черному проему. В руках у нее было перо.
— Встретимся у О’Хэллоранов. Бегите.
Маму надо слушаться. Брат потянул его в темноту коридора, сзади что-то упало.
— Бегите!
Они побежали…
Шея болела. Он поднял голову, запустил пальцы в слипшиеся волосы. Краска. Проще остричь прядь, чем отмыть.
Прошло пятнадцать лет, а он все еще помнил шорох мертвых полей, и боль в ногах, и сухое горло, сквозь которое не получалось протолкнуть вопросы.
«Рок, где мама? Рок, куда мы идем? Рок, что нам делать?»
Тогда брат был рядом. Не отпускал его руку, пока они не пришли в дом О’Хэллоранов, и тетя Эмма крепко обняла их, шепча «живые, Создатель и птицы его, живые», а дядя Эйдан смял письмо, принесенное из монастыря.
— Шинед и Киан мертвы, — сказал он.
— Кит, ты уже взрослый, — сказала она.
— Роксан не проявил дара художника и будет передан в иной род, — сказал совет. — Вы — новый господин О’Киф.
Он сидел в своем кабинете, а видел дом, в который так и не решился вернуться. Распахнутые двери. Выкаченные во двор бочки. Тела родителей.
Опустошение.
Кит моргнул, скользнул взглядом по стенам — плохие портреты, он не улавливал что-то важное, и они получались непохожими. Но их было много.
Шеф сказал, чтобы в городе не появлялись те, кого он знает?
Кит усмехнулся, вставая. Покачнулся, схватившись сразу за стол и за голову. Зазвенела, покатившись, бутылка.
Он все еще не мог нарисовать облака. Никто не мог. Но можно было сделать что-то еще. Хоть что-нибудь.
***Южная Империя, город Кикэла — город Пэвэти
14 Петуха 606 года Соленого озера
Они выехали затемно. Эрик обнимал тубус с шедевром, немногим ниже самого ученика, восторженно вертел головой, сыпал вопросами. Рагнар отвечал сдержанно. Велел отправленному с ними надзорщику остановиться на рынке, ожившим с первым рассветом, купил кислого молока, смешанного со специями. Эрик вцепился в глиняный стакан обеими руками, словно ему все еще было три года.
— Спасибо!
Рагнар отвернулся к светлеющему небу, кивнул надзорищку. Козы мекнули, одна мотнула головой, пошли тряско, не в лад.
До столицы оказалось ближе, чем он помнил, хватило только на лекцию о различии пустынных и степных птиц. Дел в городе было и того меньше — явиться в бараки, получить куртку на время пребывания в городе, чуть не столкнуться со вчерашним гвардейцем и теми, кого он взял. Обменяться скупым кивком с Отектеем, заметить, как внимательно смотрит Эрик вслед девушке — откуда она, из надзора? Впрочем, не важно. Это, слава птицам, не его задание, и не его напарники. Позавтракать в гвардейском трактире напротив бараков. Малое солнце приближалось к большому, скоро полдень. Нужно было идти. По просьбе Эрика, пешком, давая ему наглядеться на мир за пределами Цитадели.
Трехэтажный дом гвардии возвышался над площадью, как дворец над всей столицей. Люди избегали смотреть на них, как не смотрят на солнца, чтобы не ослепнуть.
— Молчи, пока тебя не спросят, — напомнил Рагнар ученику. Объяснять о гвардии что-то еще было рано. Вряд ли им сегодня доведется даже ритуальную фразу услышать, и тем более их не ждут приказы.
Постучал, замерев у двери, вошел, выждав положенные мгновения.
Их ждали. Мальчишка-посыльный поклонился в коридоре, повел наверх, к командиру. Рагнар уже не раз был в этом кабинете, и сейчас вошел привычно, сдержанно поклонился человеку, стоящему у знамени Империи, «не заметил» пару гвардейцев у стен. Он был сильным магом, и его оценивали по достоинству. То, что он не просил ни милостей, ни звания, не прибавляло доверия.
— Так вот каков твой ученик.
Эрик смущенно улыбнулся благосклонному взгляду. Светловолосый, невысокий, он шагнул вперед бесстрашно, протянул свой тубус. Командир указал на стол.
— Разверни его сам, мальчик.
Рагнар стоял у дверей. Здесь он лишь наблюдатель, Эрик должен справиться один. Пройти проверку.
Для него это должно быть несложно. Он никогда не показывал страх и он любил Империю. Что еще нужно от будущего гвардейца?
Холст лег на стальную плиту, свесив углы. Сверху Эрик сложил эскизы, отошел на шаг, сам любуясь работой.
— Хорошо.
Командир жестом подозвал гвардейцев. Один из них, с флягой на поясе, взял эскиз.
— Сможешь повторить?
— Да, командир.
Рагнар понял, что рука невольно потянулась к перу, сплел пальцы в замок. Рядовой вышел, командир улыбался одобрительно.
— Идемте, — он взял Эрика за плечо. — Посмотрим, благосклонен ли мир к твоему творению, мальчик.
Ряд колонн скрывал каменную резьбу окна, командир остановился, запятнанный светом. Рагнар сжал второе плечо Эрика, предупреждая вопрос «чего мы ждем».
Внизу стало людно. Гвардия рассеялась по площади, стали по углам высокого помоста. Вывели на него человека — конечно, беловолосого. Альбиносы-подземники всегда оставались угрозой для Империи.