Сауль не сказал Ребекке, что они собираются посетить пещеру Сандаили, а то вдруг она откажется и все станут свидетелями неприятной сцены. Он терпеть не мог пятен на своем имидже. Не так-то просто было его создать…
Сауль посадил Ребекку на переднее сиденье справа от себя, плотно пристегнул ремень и развлекал ее всякими рассказами все два часа, пока длилась поездка.
Пейзаж был не слишком разнообразен: всюду один и тот же зеленый цвет, эвкалипты и сосны сменялись дубами и буками; потом дорога сузилась, древесные ветки бились о стекла — словом, великолепный летний день, обещавший навсегда остаться в памяти.
— Я очень рад, что взял тебя с собой, дочка, — признался Сауль в какой-то момент, почесав бороду, которую отпускал каждый год на время каникул. Он отдыхал от бесконечного тщательного бритья, и борода вырастала такая густая, что скрывала черты лица. Он снял правую руку с руля и потянулся к ее руке.
Дочь смотрела на его руку. Она знала ее наизусть. Столько раз ее рассматривала: длинная жилистая рука цивилизованного великана… С некоторых пор у Ребекки появилась привычка внимательно рассматривать руки людей. Ей было стыдно признаться в этом, но она сортировала их именно по рукам.
Были руки, похожие на отцовские, и тогда человек ей не нравился.
Если же руки отличались, она давала им шанс.
Но отец был в те дни так обворожителен, так открыт, так неизменно заботлив и внимателен, несмотря на то, что она, единственная дочь, то и дело капризничала: купи мне эту книгу и вон ту, отведи меня сюда и туда, и он с радостью стремился всячески угодить своей принцессе…
— Какие замечательные дни, папочка. — Она взяла его руку и сжала своими горячими пальцами. — Правда. Спасибо, что привез меня в эту деревню; такие поездки делают меня счастливее всего.
— Дочка, я не мог поступить иначе. Теперь мы вместе, ты и я. И еще тетя. Главное, никогда больше так не делай, никогда больше меня не предавай. У меня есть только вы двое, ты и твоя тетя, — повторил он. — Не бросайте меня одного. Я люблю тебя, я очень люблю тебя, моя девочка.
«Я не девочка», — чуть не ляпнула Ребекка, но инстинктивно смолчала и отдернула руку.
Прошло некоторое время, оба молчали; Ребекку тревожили знакомые повороты дороги.
— Куда мы едем, папа?
— В пещеру Сандаили.
Ребекка сглотнула и покраснела до ушей.
«Только не туда, только не в пещеру Сандаили, Синяя Борода», — думала она в панике.
Только не в Сандаили. В той сырой пещере под сочащимися водой сталактитами все и началось…
13. Чагорричу
20 ноября 2016 года, воскресенье
Две женщины, рыжеволосая и брюнетка, старательно сохраняя внешнее спокойствие, вышли из комнаты с синими стенами, где сломленный болезнью мужчина, уродливая тень строгого отца, которым он был когда-то, вопил: «Кракен, Кракен, Кракен!..»
«Дерьмовая все-таки была затея», — думала Эстибалис, шагая по коридору пансиона в Чагорричу.
Альба едва за ней поспевала. Общаясь со стариком, страдающим Альцгеймером, она делала вид, что не замечает неловкости. Вскоре обе женщины вошли в обшитый металлическими панелями лифт: казалось, они поднимаются из преисподней за глотком свежего воздуха.
Альба сама вызвалась сопровождать Эстибалис в один из еженедельных визитов к отцу в пансион при больнице Чагорричу. Не то чтобы Эсти считала это удачной идеей, но в присутствии незнакомых людей отец вел себя менее распущенно и ей не понадобился привычный вызов дежурной медсестры, чтобы ему сделали предпоследнюю за день инъекцию успокоительного.
Однако в тот миг, когда они уже спускались по лестнице на улицу, какая-то женщина лет шестидесяти в огромном пестром шарфе уставилась на них и внезапно разразилась безудержной бранью.
— Невероятно! Это ты всех нас обманула! — крикнула она, и ее указательный палец грозно нацелился на Альбу.
— Что, простите? Это вы мне? — удивленно спросила та.
— Тебе, тебе. Ты — та самая комиссар Сальватьерра, верно?
— Помощник комиссара, — уточнила Альба.
— Это ты явилась на похороны моего сына Матео Руиса де Суасо и меня утешала…
Альба и Эстибалис тут же ее вспомнили: тридцатилетняя жертва, обнаруженная в нише Белой Богородицы в разгар праздника.
— Ты уверяла меня, что поймаешь преступника… А вместо этого спала с ним каждую ночь, — продолжала женщина, ставшая воплощением чистейшего гнева. — Почему ты не в тюрьме?
— Потому что я ни в чем не виновата, сеньора, — очень спокойно ответила Альба. Кто-то должен был сохранять спокойствие в этой ситуации.