Выбрать главу

«…Вчера вечером юный Уилфред Вильсон, сын одного из местных жителей, человека весьма почтенного и пользующегося заслуженным авторитетом в среде своих сограждан, прибыл домой в слезах. Как выяснилось в ходе последовавших расспросов, мальчик бродил, закатав штаны, по одной из небольших скалистых заводей, в изобилии разбросанных вдоль подножия Западного Утеса, и неожиданно почувствовал, как некое морское существо осторожно обхватило его лодыжку. Он испугался и громко вскрикнул, вообразив, что имеет дело с крупным омаром, которые, как он слышал, иногда атакуют потревоживших их покой пришельцев. Как бы то ни было, до сего момента в рассказе юного джентльмена нет никаких утверждений, выходящих за рамки вероятного. Однако далее он заявляет, что услышал звуки, „похожие на голос леди“, которая будто бы пыталась его успокоить и просила не плакать, после чего он взглянул вниз и обнаружил, что его держит рука, ничем не отличающаяся от человеческой, если не считать того, что она „высовывалась откуда-то снизу из-за большого подводного камня“. Последние слова, как и следовало ожидать, были восприняты слушателями весьма скептически. Однако в тот же день группа отдыхаюших, совершавшая лодочную прогулку вдоль побережья к западу от города, в один голос заявила, что они наблюдали в указанном районе очень странного белого тюленя с темным хвостом, проплывшего на небольшой глубине под самым дном их лодки. Таким образом история, рассказанная юным Уилфредом Вильсоном, получила подобие косвенного подтверждения, если, конечно, все указанные лица не стали жертвами какой-то необычной галлюцинации…»

(- Кто такая «галлюцинация»? — спросила Мэвис. — Это животное или, быть может, болезнь? Смотри, они все стали ее жертвами.

— Пустяки, не обращай внимания, — сказал Фрэнсис. — Скорее всего, они так называют несчастный случай — в этих случаях всегда бывают жертвы, иначе они не считались бы несчастными. Давай дальше.)

«… необычной галлюцинации. Услышав от соседей эту последнюю новость, мистер Вильсон, который задолго до захода солнца отправил своего сына в постель, считая это наиболее эффективным средством против фантастических выдумок и дурной привычки лезть в первую попавшуюся лужу, на сей раз позволил Уилфреду встать и пожелал лично осмотреть место происшествия. Они отправились к подножию Западного Утеса и внимательно обследовали весь этот район, однако не заметили никаких торчащих из-под камней человеческих рук и не услышали ничего похожего на женский голос — и это несмотря на очевидное усердие мистера Вильсона, который снизошел до того, чтобы лично, закатав брюки, войти в некоторые особо подозрительные водоемы. Вероятно, ближе всего к истине находится все-таки версия, предполагающая появление в здешних водах какой-то новой разновидности тюленей. В случае поимки этого уникального…»

(- Опять! — заметила Мэвис.)

«…уникального морского животного Бичфилд-он-Си приобретет еще одну достопримечательность, которая, без сомнения, привлечет сюда новые сотни туристов. Для этой цели уже снаряжены несколько лодок, оснащенных традиционными сетями, а также иными рыболовными приспособлениями — к числу последних надлежит отнести и лассо, с которым намеревается выйти на охоту предприимчивый мистер Каррерас, прибывший к нам из далеких пампас Южной Америки. Ловля тюленя с помощью лассо, тем более в наших широтах, является безусловным новшеством, обещая если и не произвести революцию в этом виде промысла, то по крайней мере дать немало пищи для разговоров любителям всего экстравагантного и экзотического».

— Ну вот, это все, — прошептал Фрэнсис и бросил взгляд на тетю Энид. — Тихо, она заснула.

Он сделал знак Бернарду и Кэтлин, и все четверо осторожно, стараясь не шуметь, переместились в самый дальний от тети угол купе. Здесь Фрэнсис шепотом прочел им ту часть статьи, в которой говорилось о русалке.

— Забавно, весьма забавно, — согласился Бернард. — Надеюсь, это и впрямь окажется белый тюлень. Я никогда в жизни не видел тюленя.

— А я надеюсь, что это будет русалка, и что они ее поймают, — сказала Кэтлин. — На живую русалку смотреть куда интереснее, чем на живого тюленя, даже если он белый.

— Если это настоящая русалка, то я как раз надеюсь, что они не смогут ее поймать, — в свою очередь заявил Фрэнсис.

— Я тоже так считаю, — поддержала его Мэвис. — Я почти уверена, что русалка не будет жить в неволе и наверняка очень скоро умрет.

— У меня есть предложение, — Фрэнсис осторожно оглянулся на тетю Энид, — завтра мы с самого утра пойдем на то место и попробуем ее найти. Мне кажется, она должна быть похожей на Владычицу моря.

— У Владычицы на картине не было хвоста, — возразила Кэтлин.

— А разве хвост — это самое главное в русалке? — не растерявшись, парировал Фрэнк. — Главное здесь то, что она похожа на людей, но при этом живет под водой. Будь дело только в хвосте, любая селедка или килька тоже могла бы считаться русалкой.

— Можешь не объяснять, я и сама понимаю, — сказала Кэтлин. — Ясное дело, килька — это не русалка. Она гораздо меньше и продается в консервных банках, а русалки…

— Было бы здорово, — прервал ее Бернард, — если бы нам вместо этих дурацких лопат и ведерок подарили всамделишные луки со стрелами. Тогда мы устроили бы охоту на белых тюленей…

— Или на русалок, — вставила Кэтлин.

— …и набили бы их целую кучу.

— Вот это да! — в восторге подпрыгнула Кэтлин.

Прежде чем Фрэнсис и Мэвис, потрясенные до глубины души кровожадностью своих младших родственников, смогли опомниться и решительно отвергнуть саму мысль о какой-либо охоте на русалок, в их разговор вмешалась тетя Энид, которая, пробудившись, тотчас отобрала у них газету, заявив, что подобное чтиво не предназначено для неокрепших детских умов.

Тетя Энид относилась к тому сорту людей, в присутствии которых вам почему-то кажется невозможным вести разговор о вещах, которые вас действительно интересуют. Вот и сейчас никто из детей больше ни словом не обмолвился о тюленях или русалках — они предпочли сидеть молча, а чуть погодя от нечего делать даже попытались читать «Эрика» и прочие якобы страшно полезные в воспитательном плане книжки, но тут их запала хватило, увы, ненадолго. Во всяком случае никто из них не продвинулся дальше третьей страницы.

Впрочем, жестокие речи Бернарда и Кэтлин насчет стрельбы из лука и целой кучи убитых русалок отнюдь не были забыты старшими детьми. Именно поэтому некоторое время спустя, уже после прибытия в Бичфилд и радостной встречи с мамой на платформе железнодорожной станции, они не стали напоминать младшим о своих планах на завтра, а просто присоединились к общему хору восторгов по поводу немедленного отъезда тети Энид. Как выяснилось, она давно уже запланировала провести часть лета в гостях у своих настоящих родственников в Буэнмауте и теперь, сдав детей с рук на руки их маме, уехала обратно тем же поездом.

— А я уж было подумала, что она останется с нами на все время отдыха, — сказала Кэтлин. — Ах, мамочка, как я рада, что этого не случилось!

— Но почему? Тебе не нравится тетя Энид? Разве она плохо к вам относилась?

Все четверо одновременно вспомнили о лопатках, ведерках, сетях для креветок, о книжках и других подарках тети Энид и хором сказали «Нет».

— Тогда в чем же дело? — спросила мама, и они ничего не смогли ей ответить. Некоторые вещи бывает очень трудно объяснить людям, которые не испытали ничего подобного на собственной шкуре. Поэтому Фрэнсис ограничился фразой:

— Наверное, все оттого, что мы к ней еще не привыкли.

А Кэтлин добавила:

— По-моему, она тоже еще не привыкла быть тетей. Но она относилась к нам совсем неплохо.

После этого мама не стала задавать новых вопросов, но мысленно тогда же приняла одно очень важное решение: она решила на приглашать тетю Энид в Бичфилд на вторую половину лета, как намеревалась сделать вначале. Итак, поборница правильного воспитания навсегда покинула нашу историю, тем самым оказав ее героям — да и всем нам — огромную услугу; ибо, задержись она здесь чуть подольше, и ей уже нечего было бы покидать, потому как история эта могла бы вообще не случиться. Напоследок стоит отметить, что тетя Энид как была, так и осталась чрезвычайно высокого мнения о собственных педагогических способностях (хотя позднее она признавалась, что в отдельные моменты все же допускала ненужные послабления и вообще была слишком добра и снисходительна по отношению к своим подопечным).