«Как положено, представившись ному положено, мне необходимо было доложиться начальнику управления. Обычно в таких случаях кто-либо из начальства сопровождал новичков — назначенцев, но тут было сказано, что генерал предпочитает сам разговаривать с вновь прибывшими, без «переводчиков».
С определенной служебной напряженностью я вошел в большой кабинет начальника управления. Внимательно выслушав мой доклад о прибытии, из-за стола поднялся высоченного роста, с полысевшей седой головой, генерал, медленно подошел ко мне и протянул свою большую, как лопата, натруженную руку.
Поздоровавшись, пригласил сесть за приставной стол и кратко расспросил обо всем необходимом. Без всяких назиданий обратил внимание на важные вопросы моей предстоящей службы. Не забыл сказать, что пока придется пожить в коммунальной квартире, но позже появится возможность изменить это положение в лучшую сторону.
В дальнейшем приходилось не сразу, а лишь по отдельным эпизодам узнавать о семье Шуреповых… Сами они себя ни в чем не рекламировали, о прошлом не распространялись, жили скромно, сплоченно и активно… В любую погоду-непогоду делали во дворе зарядку.
В строю, говоря по военному, непременно находились их послевоенные повзрослевшие дети: Сергей, Ольга и Андрей. А довоенные — Галя и Наташа — н тому времени успели вырасти, выучиться и теперь жили в других городах.
По делам службы с генералом не раз я выезжал в командировки. Работал он сам много, деловито-спокойно и уверенно, умел сдерживать свои эмоции в различных неординарных ситуациях, даже тогда, когда находившиеся рядом кипели и бурлили. Решения принимал взвешенные, четкие, требуя активных и решительных действий и от нас…»
Генерал-майор в отставке Б.В. Коковин рассказал такой случай:
«Как-то раз я должен был доложить срочный документ, но Шурепова не оказалось в кабинете. Мне передали, что он в своем доме. Дело в том, что с учетом высокого роста Александра Алексеевича командующий округом выделил ему небольшой особняк, чтобы «не кланялся» при входе в квартиру из-за стандартного проёма двери.
Когда я пришел к нему, он встретил меня любезно — предложил сесть, а сам стал читать документ. Это было на высокой террасе, на которой стояла перекладина. Взглянув на потолок, я поразился отпечаткам подошв обуви. Видно, дети, а может, и он сам пытались крутить на этом гимнастическом снаряде большие обороты — «солнце», а т. к. появлялось препятствие, приходилось «пробегать» по потолку.
Со спортом он не расставался до последних дней…»
О заключительном периоде службы — службы Шурепова на Украине, в должности начальника Особого отдела Киевского военного округа — автору поведали его соспуживцы-отставники. Полковник Мартынов в Киеве и генерал-майор Чекулаев в Москве существенно дополнили рассказы о деловых и личных качествах военного контрразведчика.
Мартынов вспоминал:
«Это был человек большой души. Запомнился мне случай, когда один из его подчиненных подполковник К. пришел на службу на следующий день после свадьбы нетрудоспособным. Его заместители предлагали об этом факте немедленно доложить в Москву, и таким образом, чтобы усилить фактор наказания.
— А стоит ли торопиться? Ему осталось до пенсии несколько месяцев. Не навредим ли мы этим докладом? Я думаю, у нас с вами достаточно правовых рычагов, чтобы поставить его на истинный путь, ведь до этого за ним подобных глупостей не замечалось. Я не боюсь за себя, а вы подумали о его семье?
Таким образом, в Центр не доложили. Но кто-то всё-таки о случившемся ЧП поставил в известность отдел кадров 3-го Главного управления КГБ. Пришлось «отдуваться» Александру Алексеев и чу. Ему поставили на вид, но он был доволен своим поступком. Вскоре офицера проводили на пенсию без административно-правовых последствий».
А вот слова Чекулаева:
«В лице Шурепова, все мы — его подчиненные — видели, прежде всего, человека высокой профессиональной ковки вкупе с отеческой заботой о подчиненных. Эти качества, к сожалению, порой редки для высокого начальства. Угодничество он презирал, подхалимство терпеть не мог. Отказывался от особых привилегий для себя, старался жить, как все его сотрудники. Прежде чем принять решение, готов был выслушать до конца любого работника. Здоровую мысль поддерживал, от кого бы она ни исходила. Шил по принципу: мысли не облагаются налогом или пошлиной».