Сеитово мало чем отличалось от других типичных русских деревень. Все селение разделял на две части глубокий овраг. В той, где жил прадед, треть населения составляли татары, осевшие здесь, видимо, еще во времена монголо-татарского нашествия на Русь. Да, и название деревни несет в себе татарское начало.
Прадед принадлежал к сословию государственных крестьян, живших на казенных землях, несших феодальную повинность в пользу государства, но остававшихся лично свободными. Владел семью десятинами надельной земли, из которых большую часть занимали пахотные песчаные земли.
Изба прадеда выглядела убого: окна маленькие, дверь низкая. Печь топилась по-черному: дым выходил прямо в жилье, а затем через проделанное отверстие наружу. Копоть оставляла грязные следы на стенах и потолке. На скотном дворе прадед держал лошадь, корову и овец.
Иван Федорович Гераскин служил старшим работником у помещика Балушева, в четырех верстах от Сеитово. Крестьяне, трудившиеся под началом Ивана Федоровича, относились к нему с уважением, ценя его мягкий характер и доброту.
В один из зимних дней, при перевозке из-за окских лугов на барский двор сена, пара лошадей, запряженная в сани, чего-то испугавшись, понесла. Иван Федорович, надеясь на свою силу, бросился останавливать напуганных лошадей, но поскользнулся и угодил под сани. После несчастного случая начал болеть, бросил работу у помещика и спустя год скончался. Вскоре умерла и прабабушка Прасковья. Прадед оставил двух замужних дочерей и единственного сына, в будущем моего деда — Ивана, унаследовавшего все имущество и хозяйство.
Иван Иванович Гераскин родился незадолго до отмены в России крепостного права, в 1858 году. Грамоте учился у церковного дьячка. Обремененность семьей, бедность, постоянная забота о хлебе насущном вынудили его бросить сельское хозяйство и в начале 90-х годов перебраться в Петербург. Здесь он без труда устроился кочегаром на карточную фабрику, а позднее перешел слесарем в паровозные мастерские Николаевской железной дороги.
В те годы процесс исхода крестьян в город в поисках лучшей доли был характерен для многих миллионов. Набиравшее в России силу капиталистическое производство, нуждавшееся в постоянном притоке рабочих, создавало для этого благоприятные условия.
В 1897 году, распродав хозяйство, дед забрал к себе и семью, состоявшую из жены Марии Захарьевны и трех сыновей: Ивана, Александра и Василия. В Петербурге Иван Иванович работал до 1914 года. С началом мировой войны с завода уволился и возвратился в Сеитово, где снова занялся сельским хозяйством.
На этот раз дед поселился в новом просторном доме. Старая изба сгорела при пожаре в деревне в одно жаркое лето. Получив страховку, дед построил новый деревянный дом, обложив его снаружи кирпичом. Здесь он и прожил безвыездно оставшиеся годы.
С началом коллективизации вместе со старшим сыном вступил в колхоз, отдав в обобществленное хозяйство лошадь, сбрую и скромный сельскохозяйственный инвентарь. Дед трудился в колхозе главным образом слесарем при кузнице. В личном хозяйстве содержал корову, овец и птиц. К дому примыкал небольшой сад. За ним находились гумно и банька.
Иван Иванович Гераскин ушел из жизни в конце 1941 года, а его старший сын еще раньше утонул в Оке.
К деду в деревню Сеитово я приезжал в тридцатые годы дважды, последний раз незадолго до Великой Отечественной войны. Несмотря на солидный возраст и полную испытаний жизнь дед болел редко, держался бодро, много трудился. Меня поражало то, что в аккуратно подстриженной бороде и волосах у него не было седины. Дед относился к людям крутого нрава. Домочадцев стремился подавить своей волей и ни с кем власть не делил. Его слово считалось последним и окончательным. В нетрезвом состоянии грубил и скандалил.
Моя бабушка, Мария Захарьевна, в противоположность деду, была небольшого роста. И сыновья пошли в нее. Это давало деду основание говорить, что она испортила породу Гераскиных. Помню бабушку всегда одетой в темное, настороженной и суетящейся, заботливой и тихой. Черный платок плотно облегал ее морщинистое, бледное, с добрыми и испуганными глазами лицо. Боль вызывали ее руки со вздутыми венами, деформированными ладонями и пальцами. Казалось, вся их жизнь, без отдыха, была наполнена непосильным трудом. Бабушка была набожной и совершенно неграмотной. Скончалась она в 1949-м, на 92-м году жизни.