В кратком изложении основное содержание этой стратегии, важнейшие положения которой сохраняются и в настоящее время, заключается в способах и средствах достижения Соединенными Штатами откровенно агрессивного по своей сути внешнеполитического курса Вашингтона, обеспечения им так называемых важных, жизненных, жизненно важных интересов США, которые Белый дом распространяет на весь земной шар.
Для этого используется весь набор средств воздействия на другие страны – субъекты мирового сообщества: политические, дипломатические, экономические, пропагандистские (в последние годы в форме информационной войны) инструменты. Они дополняются также не афишируемым шантажом (через свою зарубежную агентуру), подрывными (вплоть до диверсионных) акциями, подкупом высокопоставленных должностных лиц, инициированием и даже организацией цветных революций и т. п.
Но в качестве главного фактора, мощнейшего оружия воздействия на избранную «жертву», на который опираются все перечисленные выше, для обеспечения своих «интересов», где бы и в отношении кого бы то ни было Вашингтон всегда использовал и использует «непревзойденную военную мощь» – независимо от того, какая администрация по партийной принадлежности занимает Белый дом – демократическая или республиканская. «Наше влияние (в мире. – Ф.Л.) будет максимальным, – прямо подчеркивается в «Стратегии национальной безопасности – 2015», – когда мы объединим все наши стратегические преимущества. Наши вооруженные силы останутся готовыми защитить наши национальные интересы, обеспечивая действенные рычаги для дипломатии».
Стремясь «спроецировать» действие Стратегии национальной безопасности в полном объеме в первую очередь на СССР, а теперь на Россию и Китай, политические ястребы и стратеги Вашингтона первоначально в теоретическом плане, а в ходе реального стратегического планирования ставку делают на реализацию идеи синергического объединения ударных потенциалов стратегических наступательных сил и оборонительных возможностей систем ПРО в расчете на создание достаточно эффективных, победоносных стратегических средств вооруженной борьбы.
Начатые в рамках проводимых по упомянутой рейгановской программе СОИ исследований уже в конце прошлого века американцы достигли определенных технологических результатов, которые сочли «обнадеживающими» для разработки и создания в перспективе средств стратегической ПРО наземного и корабельного базирования. Однако создание и даже разработка стратегических систем противоракетной обороны запрещалась советско-американским Договором по ПРО 1972 года. «Подкоп» под него американцы начали еще в самом начале 90-х годов прошлого века. В ходе советско-американских переговоров по выработке Договора об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1) американская сторона противодействовала включению в договор положения о незыблемости сохранения в силе Договора по ПРО в качестве обязательного условия. Одновременно они предлагали разрешить разработку систем ПРО и ее ограниченного развертывания (200–300 противоракет). Уже тогда наши партнеры по переговорам обосновывали это необходимостью защиты от возможных ракетных угроз со стороны «третьих» стран – Ирана, Ирака, Северной Кореи и даже Бразилии.
Советской стороне с трудом удалось добиться включения в Договор СНВ-1 положения о незыблемости Договора по ПРО лишь в виде одностороннего заявления. Была отвергнута также попытка американцев навязать нам договоренность об «ограниченной» ПРО.
Аппетит Соединенных Штатов на создание противоракетной обороны особенно разгорелся после достижения в 1992 году (в последний год нахождения на посту президента США Джорджа Буша-старшего и в первый год президентства Бориса Ельцина в постсоветской России) договоренности о смене Договора СНВ-1 Договором СНВ-2. Этим договором предусматривалась ликвидация сторонами всех МБР с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН), которые в СССР составляли основу стратегического ядерного потенциала, и последующий полный запрет на создание, производство и развертывание таких ракет. Заключенным вскоре Договором СНВ-2 суммарное количество ядерных боеголовок на всех стратегических носителях обеих сторон уменьшалось по сравнению Договором СНВ-1 втрое – с 6000 до 1700–2200 единиц.