— Товарищ капитан, товарищ прапорщик, бегите! — крикнул Феоктистов. И это было бы правильным решением. Но не для Болотова. Он, конечно, был свирепым командиром. С нулём пряников и бесконечным количеством кнутов. Но он, кадровый потомственный офицер, никогда не бросал своих. Так учил отец. Так его учила жизнь. Поэтому Болотов не побежал к спасительной щели. Он рванул прямо на ногу противника.
— Гунько! Вытаскивай его! — успел бросить он напоследок. Им нужно немного времени. И Болотов его для них выгрызет.
Капитан запрыгнул на большой палец бегемотоподобного геймера и страшно завращал усищами. И план удался — противник переключил внимание на Болотова. Капитан спрыгнул на липкую плитку и побежал к стене. Геймер медленно развернулся и зашлёпал за ним. Болотов в два прыжка преодолел плинтус и пополз по стене. Опытный вояка, он держался средних высот, бежал зигзагами, но не включал скорости, чтобы враг чувствовал шанс его убить и не терял интереса.
Геймер начал обстрел.
Первый удар был такой силы, что чуть не проломил стену. Мимо. По стене поползли клубы обойной пыли. Болотов закашлялся, но концентрации не потерял. Резко поменял направление, рванув в обратную сторону. Краем глаза заметил, как Гунько с подбежавшими бойцами изо всех сил пытается выковырять несчастного Феоктистова.
Бух!
Мимо. Болотов побежал вниз и влево. Геймер вошел в азарт и заколотил по стене очередями. Болотов немного устал, но сил придавал тот факт, что Феоктистову осталось вытащить последнюю лапу.
Бух-бам-бац!
Феоктистова потащили к щели. Значит, можно бежать вверх и уже по потолку спокойно добраться до вентиляции. Осталось каких-то полтора метра.
И геймер метнул тапок.
Последним, что услышал Болотов, был хруст. Хруст собственного тела. Капитан сорвался с потолка и упал в пропасть между стеной и кухонным шкафом. Через час его нашли Гунько сотоварищи. Конец истории.
…Отблески свечного пламени лениво поигрывали на тёмном кафеле настенных плит, проложили желтую дорожку на водной глади набранной доверху ванны. Остро пахло горем и… дешевым одеколоном якобы от «Хьюго Босс». Его мы использовали для факелов, сделанных из ушных палок. Солдаты поочередно поджигали их от свечи и выстраивались по бортам моей ванны. Так начался обряд похорон капитана Болотова, Офицера и Таракана. Усопший, сжимая на груди свою красную шпажку, возлежал на горке из спичек, аккуратно сложенных на жёлтой спине купального утёнка. На нём по Древней Традиции Болотов отправится в тараканий рай, где его ждут вечный покой и никогда не кончающиеся ароматные крошки бородинского…
— Жалко, конечно, мужика, — молвила Дюйка, стоящая на моём плече. — Я к нему… как-то привыкла, что ли.
Опять врёшь, женщина. Ты стала чуть меньше. Чуть тоньше. Чуть прозрачнее. Так не выглядят те, кто провожает кого-то, к кому привык.
Хмурый Гунько поднёс факел к спичкам. Утиная спина полыхнула. Прапорщик осторожно оттолкнул пластмассовое судно и кивнул мне. Я включил «Реквием».
— У него шевельнулся ус, — Дюйка тыкнула пальцем в сторону плавучего костра. — Вон же! И ещё раз!
— Это от жара, — ответил прапорщик. — Тараканий Бог забирает его… Покойся с ми-и-иром, дружи…!
— Да заткнись ты! — Дюйка кубарем скатилась к борту ванны. — Какой нахрен бог, солдафоны тупорылые! Во! Во! Лапа задняя зашевелилась!
— У вас истерика, женщина. Прошу не нарушать Великий Ритуа…
Но Дюйка не слушала и картинно нырнула в воду. Всё-таки замужество за жабёнышем было не напрасным — плавать она научилась блестяще.
Она, конечно, не успела бы — огонь уже вплотную подобрался к Болотову. Но её порыв поддержала моя левая рука, утихомирившая поминальный костёр ковшом холодной воды.
— Феоктистов! Аптечный набор, быстр-р-р-ро!!!!
Правильно говорят: после ядерной войны выживут лишь тараканы и королева Англии. Военврачи, прибывшие из штаба армии, медленно, но верно поставили его на лапы. А ещё Дюйка, которая торчала у него все долгие дни и ночи реабилитации. Через две недели капитан уже встал на костыли, сделанные из канцелярских скрепок. А еще через пару дней он снова вернулся на службу, где его ждал орден и перевод вместе со всей ротой на новое место дислокации. Что было совершенно секретной государственной тайной, разумеется. Мы тепло попрощались, и вскоре Болотов вместе с подразделением навсегда скрылся в вентиляционной шахте. И Дюйка ушла вместе с ним — со своим четвёртым мужем. Потому что любила его. А он любил её. Всё было очень просто.
…Прошёл месяц, и я вроде как даже перестал по всем им скучать. Как-то, яростно выбрасывая из почтового ящика ворох реклам натяжных потолков и окон ПВХ, я наткнулся на мирно посапывающего Феоктистова, загулявшего в суточном увольнении. Он поведал мне, что рота расквартировалась у какой-то благообразной старухи с верхних этажей. Болотов продолжает драть их как сидоровых коз. Дюйка переродилась в четвёртый раз, и теперь её дом — алоэ. Дюйка объясняет это тем, что, мол, годы берут своё, и лекарственная квартира очень кстати. Но я думаю, что дело в другом.