— А что слышно о параллельном центре?
— Илья Герасимыч, я не понимаю.
— Это я говорил о параллельном… Семенов.
Депо было совсем близко.
— Вот мы и дома, — сказал Знобов. — Слава богу, все, кажись, благополучно.
Из-за угла — действительно из-за угла — раздался невыносимо громкий выстрел. Знобов, мгновенно повернувшись, выстрелил. Вывалился японец, быстро, почти стремительно, словно его вытолкнули. Но упал он не от выстрела Знобова: с револьвером из-за угла выбежала Маша.
— Я опоздала?..
— Ну что ты, Маша! И зачем ты сюда?
— Ты ранен, Илья?
— Да, кажется, меня слегка задело, — сказал с виноватой улыбкой Пеклеванов. — Поддержите меня, Семенов. Я еще вполне смогу сказать заготовленное… Прошу вас, побыстрее открывайте митинг, и мне — первому… Вообще, депо должно начать восстание…
— Не буду гудеть!
Через двери депо на носилках несут умершего Пеклеванова.
Филонов оторопело глядит в лицо Пеклеванова. Молот падает у него из рук, Филонов, ощупывая тело, кричит на все депо:
— Убили! Убили Пеклеванова!
Над депо и станцией проносится гудок.
Рабочие, стреляя и бросая гранаты, пробиваются по железнодорожным путям к артиллерийским складам.
— Пеклеванова убили!
— Товарищи, они хотели нас запугать…
— Да не те им подвернулись!
— Юнкера!
— Где?
— К бою приготовиться, товарищи!
Ворвались в склады. Когда выбили юнкеров и те убежали в крепость, — с удивлением переглянулись:
— Постой, ребята, что-то неладно!
— А что, Знобов?
— Как же это, утекая, они складов не взорвали?
— Перепугались!
— Юнкера-то?
— Я все могу объяснить, товарищи! — завопил Семенов. — Снарядов-то в складах нету! Выходит, их генерал Сахаров действительно все увез.
— Ну и бандиты ж!
— Белогвардия, одним словом.
— Знобов, Знобов, сюда!
— Бегу.
— Снарядов нету, Знобов!
— Знаю. Вершинин доставит.
— Вершинина и не слышно и не видно.
Город встретил их спокойно.
Еще на разъезде сторож говорил испуганно:
— Никаких восстаний не слышно. А мобыть, и есть — наше дело железнодорожное. Жалованье маленькое, ну и…
Борода у него была седоватая, как истлевший навоз, и пахло от него курятником.
На вокзале испуганно метались в комендантской офицеры, срывая погоны. У перрона радостно кричали с грузовиков шоферы. Из депо шли печально рабочие.
— Вершинин?
— Он.
Сердце замерло. С тоской поглядел Вершинин в бледно-серое морщинистое лицо рабочего:
— Чей будешь?
— Филонов. Убили Пеклеванова-то, Никита Егорыч. В депо он лежит, жена его с ним тама… А ты в депо или на крепость? Сын у меня там арестованный…
Из вагонов выскакивали с пулеметами, с винтовками партизаны. Были они почти все без шапок, с усталыми, узкими глазами.
— Нича нету?..
— Ставь пулемету…
— Машину давай, чернай!
Подходили грузовики. В комендантской звенели стекла и револьверные выстрелы. Какие-то бледные барышни ставили в буфет первого класса разорванное красное знамя.
— Грозно ты меня встретил, Илья Герасимыч! — скороговоркой прошептал Вершинин, подходя к телу Пеклеванова. — А мы тебе многие земли навоевали…
Быстро подошел отряд вооруженных карабинами рабочих. Кто-то приземистый, плечистый, в очках, с длинными волосами, низким басом спросил:
— Товарищ Вершинин, прикажете к крепости?
— Откуда?
— Лесопильный завод, склады, а также восставшая часть присоединилась. А сам я — параллельный центр…
— Как?
Действительно, странное слово! Даже раздавленная горем Маша, жена Пеклеванова, подняла глаза и взглянула на приземистого с удивлением. «Параллельный центр? Значит, он в самом деле существовал?» Но, вновь захваченная бурей своего горя, она забыла о параллельном центре. Она сказала только Вершинину:
— Может быть, в крепости она?
— Кто?
Он понял ее. Она говорила о Настасьюшке. «Не в этой ли телеге? Да нет, солдаты всё…»
На телеге привезли убитых.
Какая-то старуха в розовом платке плакала. Провели арестованного попа. Поп что-то весело рассказывал, конвойные хохотали.
На кучу шпал вскочил бритоусый американец и щелкнул подряд несколько раз кодаком.
— Этот, фотограф-то, откуда?
— Американец. Они только что нейтралитет, как японцы, объявили.