Трофейный промысел начинали подполковник Белокопытов и майор Сидоров, причем начинали еще до подписанного Сталиным постановления ГКО. Воинские звания этих двух людей были камуфляжем: первый был главным администратором МХАТа и одновременно — одним из уполномоченных Комитета по делам искусств при СНК СССР по вывозу «трофейных» ценностей. Второй — старший консультант Главного управления изобразительных искусств того же Комитета и помощник уполномоченного.
Уполномоченных по вывозу музейных ценностей было много. Среди них — работник Главного управления цирков Волошин, дирижер передвижного театра Белоусов, директор театра драмы Филиппов, работник Большого театра Петровский. Справедливости ради замечу, что среди «уполномоченных» попадались специалисты высочайшего уровня — к примеру профессор Лазарев. Кроме него большим авторитетом в научных художественных кругах пользовались Замошкин, Рототаев, Цирлин, Алексеев, Денисов. Но кем бы ни были эти «уполномоченные»— специалистами мирового уровня или работниками Управления цирков, — занимались они одним делом: добычей «трофеев».
Клад в подземелье
Первая крупная добыча зафиксирована 15 апреля 1945 года. По этому поводу уполномоченному майору Сидорову пришлось давать объяснения государственным чиновникам в сентябре 1946 года:
«В районе Мезеритц — селе Хохвальде — на линии «Восточного вала» в подземелье был обнаружен подземный военный завод, где в трех отсеках, прилегающих к нему, были хранилища с музейным имуществом, свезенным немцами для укрытия.
Весь груз, за некоторым исключением, был в немецкой упаковке. Каждый ящик имел шифр и нумерацию. Другая часть ящиков была разбита. Деревянная скульптура, мебель крупного размера, столы, шкафы, посуда были без упаковки. Картины разных мастеров, скульптура разная, мебель малого размера, часть стеклопосуды, а также ящики с архивами военного ведомства были в упаковке — всего около 500 ящиков.
В это время воинские части этого района производили передислокацию войск в связи с предстоящим штурмом Берлина и формированием реки Одер. Поэтому все подземелье, как и весь район, передавалось польской военной администрации.
По согласованию уполномоченного Белокопытова с командованием армии и трофейным управлением было решено весь груз с музейным имуществом, находящимся в подземелье, упаковать и вывезти в СССР. Вся работа проходила в аварийном порядке. При окончательной погрузке имущества в вагоны был составлен трофейный акт без подробных описей содержимого в ящиках».
Объясняться майору Сидорову пришлось не случайно. Дело в том, что при получении «трофейного» груза главный хранитель Музея изобразительных искусств им. Пушкина обнаружил некоторые странности. Так, вместо значившихся по документам 531 упаковочного места их оказалось…624.
Излишки. Спешили, чтобы не досталось польской военной администрации. Брали все подряд. Но вот документальный фрагмент допроса майора Сидорова:
«Вопрос: Почему нет ряда ящиков, номера которых указаны в упаковочной ведомости, а по машинным накладным они не значатся сданными в музей?
Ответ: Возможно, что остались в подземелье или утрачены при перегрузке.
Вопрос: Что за ящики с римской нумерацией? Их содержание?
Ответ: Шифры немецкие. Содержание неизвестно».
Что же было в этих «лишних» ящиках? Тоже трофеи. Но не государственные, а личные.
Кое-что для Эрмитажа
Вскоре уполномоченному майору Сидорову вновь пришлось давать объяснения.
Член Военного совета 5-й ударной армии генераллейтенант Боков предложил профессору Лазареву (известному историку искусства и тоже «государственному уполномоченному») осмотреть большое хранилище картин в бывшем инженерном городке в районе Карлсхорст. Генералу не терпелось похвастаться великолепными «трофеями». Профессор Лазарев отобрал для музейных коллекций СССР 70 полотен. Их доставили на центральную скотобойню Берлина, где размещался армейский трофейный склад № 1. Там майор Сидоров тщательно упаковал картины в 19 ящиков и присоединил к ним громоздкий шкафс собранием редчайших гемм, обнаруженных трофейщиками в башне берлинского зоологического сада. Поскольку в ней находилась зенитная установка, в документах башня была названа «военным объектом».