Наступила тишина. Только ветер потрескивал в щелях.
— Да, — сказал Ермак. — Слова твои разумны. Мы сражались, теряли братьев. Я не затем пришёл в эту землю, чтоб лить кровь без конца. Но… — он взглянул на меня, потом на Мещеряка, — думаешь, Кучум согласится на такое?
— Надо попробовать. Доблесть не только в том, чтобы победить в схватке, а и в том, чтобы ее избежать. Испокон веков мирились даже самые заклятые враги, когда с ними говорил голос разума.
Сказав это, старейшина долго молчал, думая о чем-то.
— Я поговорю с Кучумом, и вернусь к тебе. Многие здесь хотят мира, но боятся ханского гнева. И ты знаешь это.
— Буду очень рад, если войны удастся избежать., — сказал Ермак.
Они поднялись, и мы проводили их до ворот. Старик сел на коня тяжело, но без помощи. Затем они уехали в начинающую темнеть даль.
— Ермак Тимофеевич, это хитрость или Кучум действительно может согласиться на такое?
— Не знаю, — пожал плечами атаман. — Но Юнус-бию можно верить. Он здесь очень уважаемая фигура. Часто выступает кем-то вроде судьи, разрешает споры, не доводя до войны, или улаживает конфликты. Так что шанс есть. Кучуму верить нельзя, но если Сибир по итогам переговоров останется за нами, то мы ничего не теряем.
Юнус-бий ехал почти весь день. К вечеру около его походного шатра послышался стук лошадиных копыт — это вернулся гонец, посланный к хану Кучуму. Он принес благую весть — хан готов разговаривать.
Через час Юнус-бий со своими людьми подъехал к ханскому шатру.
В ставке хана Кучума их ждали. Шатры стояли у подножия холма, возле излучины реки. Караульные, узнав Юнуса, почтительно склонили головы.
Хан Кучум сидел один в шатре. Когда Юнус-бий вошёл, хан встал — уже и не вспомнить, когда он делал, если кто-то заходил к нему. Они были давно знакомы, и хотя дороги не совпадали, уважение хана, судя по всему, никуда не исчезло.
— Юнус-бий, — сказал Кучум, слегка поклонившись, — я очень рад тебя видеть. Но твой приезд — это добрый знак или весть с острого края клинка?
— Случаются и хорошие вести, — спокойно ответил старейшина. — Я был у Ермака. Мы говорили не как враги, а как люди, которые ищут мира. Я сказал ему, что поеду затем к тебе.
Хан промолчал и рукой указал на место перед собой. Юнус не спеша сел.
— Я передал ему предложение, — начал он. — Вот суть: пусть Искер останется за ним. Пусть станет второй столицей, на востоке. Ты уходишь южнее, делаешь свою ставку там. Пускай Русь идёт дальше, но с миром. Ты остаёшься ханом, как был. Не надо называть это присягой, если слово не по сердцу. Пусть будет договор. Ты посылаешь дары царю — и получаешь мир, торговлю, уважение. За мех, за пушнину можно получить то, чего у нас нет: железо, ткани, инструменты. Это будет выгодно всем. Ермак дает слово, что не будет вмешиваться в чужую жизнь. Никто не запретит молиться, как велит сердце.
Кучум долго молчал. В шатре слышно было, как потрескивает огонь в очаге.
— Интересно, — наконец сказал хан, чуть склонив голову. — Очень даже.
Он посмотрел в пол, затем на Юнуса.
— Я тоже устал. Ты прав. Кровь — она горяча, но в ней тонет и память, и разум. С удовольствием я бы торговал с Москвой. Пусть привозят своё железо и сукно. Нам не жаль соболя, если взамен мы получим спокойствие. Сибирь большая. Очень большая. Здесь всем хватит места. Пусть будет Ермак в Искере. Пусть даже называют его хозяином, но не рвут землю с корнем, не пытаются требовать от людей того, чего они не хотят.
Он улыбнулся искренне, даже как-то тепло. Люди давно не видели у него такой улыбки.
— Присягать… — повторил он. — Нет. Я не кланяюсь перед чужим богом. Но договор — это хорошо. Пусть будет договор. Дары — не проблема. У нас их больше, чем у них складов. Мир возможен. Почему бы и нет. Если мне будет оказано уважение, я готов на многое.
Юнус выдохнул. Он не позволил себе расслабиться, но в душе отступило напряжение, копившееся неделями. Всё было сказано. Всё принято. Он поклонился, встал, и ещё раз посмотрел в глаза Кучуму.
— Ты мудр, как и прежде, хан. Пусть наши дети и дети наших детей живут в мире, а не среди войны. Я передам твои слова. Клянусь, я сделаю все, чтобы на этой земле настало спокойствие.
— Да, — кивнул Кучум. — Люди будут благодарны тебе за то, что ты делаешь.
— Я передам Ермаку их немедленно, — ответил Юнус. — Нельзя терять времени. Я буду ехать всю ночь. Так, как ездил в молодые годы.
Он и Кучум вышли из шатра. Попрощавшись, Юнус забрался в седло и быстро уехал, сопровождаемый своими людьми.
Когда кони старейшины скрылись за холмом, Кучум все еще стоял, глядя ему вслед.
Затем он медленно поднял руку, и к нему подбежал один из телохранителей.
— Позови Салиха.
Через минуту к нему подошел советник — человек в темной одежде, с пустыми, ничего не выражающими глазами. Он казался будто неживым, настолько его лицо походило на неподвижную маску.
Кучум не смотрел на него, погруженный в свои мысли. Они были явно печальными. Судя по всему, хан принял какое-то важное решение, но оно далось ему очень нелегко.
— Ты знаешь, что делать.
Советник ничего не ответил. Лишь слегка склонил голову и быстро скрылся в темноте.
Глава 24
…Юнус-бий ехал медленно. Ночь стала слишком темной для быстрой езды. Мрак был густой, как остывшая смола, только редкие звёзды слабо проглядывали через прорехи в тучах. За предыдущие дни день он и его люди одолели несчитанное число верст — путь в Кашлык, затем к Кучуму, затем обратно в Кашлык отнял все силы. Но Юнус спешил. Чем быстрее на этой земле установится мир, тем лучше.
Он был очень удивлен и обрадован тем, что Кучум так легко согласился на его предложение. То, что Ермак будет не против, Юнус не сомневался — несмотря на то, что он был знаком с Ермаком очень немного, тот производил впечатление гораздо более спокойного и рассудительного человека, чем татарский хан.
Поездка выдалась тяжёлой. Юнус чувствовал, что стареет: каждый шаг коня отзывался болью в пояснице, каждый вдох — тяжестью в груди. Но медлить себе старейшина не разрешал.
Вокруг стояла тишина. Люди молчали, слышался только стук копыт и лошадиное дыхание.
— Кашлык уже близко, — сказал Юнус, желая подбодрить своих попутчиков. — Остаток ночи проведем не в поле.
Но тут внезапно из зарослей у дороги раздался шорох, а затем тихий свист.
— Что это? — озадаченно спросил Юнус.
Никто не успел ответить. Воздух пронзил визг стрел, прилетевших из темноты. Раздались хрипы и стоны, конь Юнуса вздрогнул, заржал и резко шарахнулся в сторону. Он едва удержался в седле. Рядом, свалившись на землю, замер один из телохранителей — из его груди торчало несколько стрел.
— Предательство! — крикнул кто-то, но стрелы падали, словно дождь.
— Это не разбойники, — проговорил Юнус, но было уже поздно.
Он выхватил саблю, хорошо понимая, что это бессмысленно, но не желая сдаваться неизбежному.
Еще несколько стрел, и старейшина упал мертвым рядом со своими людьми.
Из кустов появились темные фигуры и начали обыскивать тела. Они стаскивали кольца, браслеты, брали все ценное, что только могли найти.
Но один человек — главный среди них, не принимал в этом участие. Он молча стоял в стороне скрестив руки. Это был Салих, советник Кучума.
Тот, кого тот позвал сразу после отъезда Юнус-бия.
— Все забирайте, — негромко приказал он. — Это должно выглядеть нападением разбойников. Чтоб никто не смог засомневаться.
Затем он подошел к телу Юнуса, и долго смотрел на него.
— И зачем же ты полез не в свое дело, — тихо произнес Салих. — Как жаль…