– Видишь, Кучум, как всё просто, – сказал мурза Карачи.
Он, как всегда, улыбался.
Хан медленно повернул голову.
– Ты очень умный, Карачи. Очень.
– Да, погибнут многие наши воины, – сказал Карачи, – но так и должно быть. А большинство выживет.
Снизу, от пылающего костра, к ним поднялся один из телохранителей хана. В руках у него была побывавшая в огне промазанная глиной войлочная накидка.
Карачи взял ее и поднес Кучуму. Хан внимательно посмотрел на нее.
Войлок, когда‑то мягкий и плотный, теперь стал жёстким, как старое седло. Слой глины потрескался, посерел, местами облупился, обнажая подпалённые, чернеющие волокна. Пахло гарью и жжёной шерстью. Кучум потрогал его рукой, и крошки глины осыпались, словно пепел.
Но внутри войлок почти не пострадал. Чуть потемнел, но остался мягким, почти как прежде.
– Огонь не возьмет эту одежду, – усмехнулся Кучум. – Как быстро мы сможем сделать много ее?
– Несколько месяцев на это уйдет, – ответил Карачи. – Мы соберем весь войлок, какой найдем у людей, и сделаем еще. На это будет нужна шерсть, но ее можно добыть. Мы делаем юрты, ковры… значит, сделаем и одежду. А уж глиной промазать ее – дело нескольких дней.
– Как все просто оказалось, – задумчиво сказал Кучум. – Удивительно. Значит, огненные трубы Ермака станут бессильны?
– Не совсем, – отрицательно покачал головой Карачи. – Но мы победим. Теперь мы знаем, с чем столкнемся, к тому же у нас будет очень хорошая защита.
– Из оружия у него останутся одни пушки и ружья. Порох ему последним обозом доставили.
– Да, – подтвердил Карачи. – Но он его очень много потратил на защиту Искера, а новых обозов, по слухам, не предвидится. А еще скоро случится то, что лишит Ермака и этого. Может, даже сегодня ночью.
Проснулся я резко, как от толчка. Будто кто то тряхнул за плечо и шепнул в ухо – вставай. Но в избе никого не было. Никаких звуков, только слабый свист ветра за окном. Некоторое время я лежал, прислушиваясь, но не услышал ничего подозрительного.
Но все равно было почему‑то не по себе.
Я так сильно устал за последние дни или интуиция почувствовала какую‑то угрозу? Раньше со мной такое бывало. Не всегда, но периодически. Несколько раз даже крепко выручило.
Я сел, нашарил сапоги и натянул их. Сон возвращаться, похоже, не собирается, а сидеть внутри в темноте невыносимо.
Ночь была тёмная. Звезды будто кто‑то притушил. Пахло сыростью – похоже, на утро обещался дождь. Острог, внутри которого находилась моя изба, был пуст, только где то за дальним сараем что‑то шевельнулось – скорее всего, собака.
У ворот острога стояли два часовых. Оба опирались на пищали и скучали.
– Ночь какая тихая, – сказал мне один из них.
– Да. Даже слишком, – согласился я.
Я вышел из ворот острога.
Город спал. Избы казались неживыми. Лишь в паре из них сквозь окна виднелись маленькие огоньки – светила свеча или лучина.
Я поднялся по лестнице на стену и посмотрел на Иртыш – черный, как смола. Только вдали что‑то мерцало – наверное, кто‑то жег костер. Татары? Едва ли. Скорее всего, рыбаки или охотники из местных.
И вдруг послышался крики.
– Кто ты? Стой! Стой!
Затем за стенами острога разгорелся огонь – стали видны его отблески, а потом раздался чудовищный взрыв. Земля заходила ходуном, изнутри острога вверх ударило пламя и полетели искры, а вместе с ними взлетела крыша порохового склада. Я инстинктивно ухватился за стену, чтобы не упасть.
Мелькнула мысль – живы ли те, кто ночевал в остроге, неизвестно, но пороха у нас теперь точно нет. Остался лишь тот, что в пушках, да который у казаков при себе.
В городке раздались крики, люди начали выскакивать на улицу. В первые секунды никто ничего не понимал.
Какой‑то человек, успев до взрыва перескочить стену острога, забросил крюк на внешнюю стену и быстро карабкался по веревке наверх. Меня поразило то, что он был в казачьем кафтане, хотя кто он, в темноте я рассмотреть не сумел. Судя по всему, именно он устроил взрыв. Никакого оружия, кроме подаренного Ермаком засапожного ножа, у меня с собой не было. Выхватив его, я бросился наперерез.
Глава 7
В темноте на секунду показалось, что это Савва Болдырев. Та же густая, черная, как смоль, борода, такой же кряжистый силуэт в зеленом казачьем кафтане, который здесь только у него одного. Неужели Савва предатель?
Но когда диверсант повернулся и выхватил нож, я понял, что ошибся. Это не Болдырев. И не казак. Лицо – татарское, смуглое, хотя, похоже, намазано чем‑то, чтобы скрыть эту самую смуглость. Густая борода, скорее всего, приклеена.
Татарин притворился нашим сотником, чтобы пройти мимо охраны в острог и взорвать пороховой склад. Надо признать, у него все получилось. Почему вырядился именно в Савву? Скорее всего, из‑за его необычного кафтана (кто там из охраны будет всматриваться, сразу видно, что это Болдырев, а не кто‑то другой), густой бороды, скрывающей половину физиономии и ястребиного носа, так похожего на татарский.
Савва, ну почему тебе его никто не свернул по молодости на бок? Глядишь, лазутчик бы и не пролез.
Но теперь не до шуток. Татарину, чтоб сбежать, надо закрепить крюк на стене, немного спуститься по веревке и соскочить на землю – прыгать с самого верха, с пяти метров, будет высоковато, можно переломать ноги. Даже если сначала повиснуть на руках – у меня нож, останется без пальцев. А еще плюс к этому перед осадой казаки щедро натерли край смесью жира с дегтем, поэтому она стала скользкой, как лед.
У нам уже бежали люди.
У лазутчика оставалось всего несколько секунд, и он кинулся на меня. Нож в его руке был большой, куда мощнее моего засапожного. Татарин широко махнул им, но я оказался наготове, и успел отскочить назад. Враг, осознав, что я не так прост, попытался ударить меня по выставленной вперед руке, я мигом убрал ее, и тут все кончилось.
Грохнула пищаль, тяжелая пуля ударила татарина в спину, и он мёртвый свалился на деревянный настил.
Снизу кто‑то крикнул:
– Что там?
– Всё в порядке! – ответил я.
Ко мне подбежал казак с еще дымящейся пищалью в руках, за ним еще один, и еще. Тут же примчался и Лука – начальник охраны с саблей в руках.
– Савва, что ли? – ахнул он, не разглядев, потому что татарин упал лицом вниз.
– Нет, – ответил я. – Вырядился под него, чтоб пройти в острог.
Мёртвое тело перевернули.
Лука с расширенными глазами от изумления глазами потянул за «Савву» за бороду, и та отклеилась.
– Хитро придумано, – произнес Лука и перекрестился. – А где сам Савва? Небось пьяный у жены под боком валяется? Чего не идет посмотреть на самого себя?
Разговаривать я не стал и спустился вниз. Лестница под ногами скрипела, словно жаловалась на происходящее.
– Мертв! – крикнул Лука вниз.
– Несите его сюда, – послышался в ответ голос Ермака.
Там, где стоял пороховой склад, теперь был обугленный остов. Бревна, черные, как кости после пожара, торчали в небо. Разломанная и отлетевшая крыша валялась неподалеку. Порох хранился ниже уровня земли, изба‑склад стояла над ямой, из‑за этого острог почти не пострадал – взрыв получился направленный ввысь.
Вокруг суетились казаки. Кто‑то поливал остатки огня ведрами воды, кто‑то таскал обгоревшие доски, кто‑то просто стоял, ошалело глядя на развалины.
Пострадали только двое, несших службу у ворот. Один сидел, держась за голову, второй стоял и слегка раскачивался, как пьяный, повторяя:
– Гром… как гром грянул…
Ермак стоял около останков склада.
Я подошел к нему.
– Пороха нет, – сказал он тихо. – Всё. Остался только в пушках, и у казаков, сколько они с собой носили. И всё.
Тело татарина‑диверсанта притащили за ноги в острог. Люди собрались вокруг него. Хмуро смотрели и переговаривались.