Улица привела меня на другую сторону города. Там, около внутреннего острога, стояло закопчённое, словно пережившее пожар, приземистое строение. Крыша из чёрных бревен, стены усилены глиняными обмазками. Из трубы дым валил в небо.
Я постучал по открытой двери и заглянул внутрь.
Кузница произвела на меня удручающее впечатление. Здесь не делали ружей, не отливали пушек, не точили стволы. Мастерская — примитивная, по всем меркам. Один горн, раздуваемый мехами. Наковальня на чурбаке, рядом бочка с водой. Железо свалено в углу — обломки, подковы, полусгнившие ножи. Всё как в деревне моего детства, только в шестнадцатом веке. Работать тут над чем-то сложным — как пытаться собрать микроскоп из кусков трактора.
Но деваться некуда. Если надо, будем собирать!
У входа стоял мужик. Широкий, как дверной косяк. Плотный, с руками, будто сделанными из дуба. Лоб закопчён до чёрного блеска, правая рука — без мизинца. Одетый поверх рубахи в кожаный фартук. Он глянул на меня исподлобья. Не сказал ни слова, ожидая, что я заговорю первым.
— Я — Максим. Мы знакомы, но проклятый татарин, прежде чем помереть, отшиб мне память.
— Я знаю, — мрачно ответил кузнец и перекрестился. — И еще знаю, что сказал шаман.
Я вздохнул.
— Он был неправ, так сказал отец Игнатий, и Ермак с ним согласился. Как тебя зовут?
— Макар, — ответил человек после паузы. Затем важно добавил:
— Я — главный кузнец.
— Мне нужна помощь. Хочу сделать самострел. Особый. Мощный. С железом нужно поработать… Небеса дали мне знание.
Он помолчал. Затем исподлобья взглянул на меня.
— Помощь, значит… А чего это ты сам не сделаешь?
— Могу и сам. Но кузни и инструментов у меня нет.
Макар пожал плечами.
— Если нет, значит, они тебе не нужны. Без тебя мы здесь обходились, и дальше обойдемся.
— Если не будешь помогать, скажу об этом Ермаку, — разозлился я. — Отец Тихомолв сказал, что моя душа чиста. Не думаю, что Ермаку понравится, если кто-то решит, что отряду не нужно более мощное оружие.
Макар недовольно прищурился и снова окинул меня взглядом. Через несколько секунд он развернулся, и, не говоря ни слова, пошёл внутрь. Я направился за ним.
Внутри было темно и жарко. Горн пылал, как пасть дракона. У наковальни стоял парень лет двадцати — худой, в золе по локоть. Чуть поодаль возился совсем ещё мальчишка, лет четырнадцати.
— Фома Заря и Гриша Малый, — буркнул Макар.
Затем бросил:
— Работать будем. Готовьте место.
Мы начали с плеч арбалета. Я объяснил, что нужен пружинистый металл, не тяжёлый, но упругий. В большом количестве нашлись обломки лезвий ножей, сабель, другого оружия. Они подходили наверняка больше, чем то железо, которое здесь где-то добывали.
Я сам взялся за перековку. Макар сначала хмыкнул, но молча стал смотреть. Под его взглядом работать было непросто, но привычка брала верх.
После того, как я отковал дугу, на металле остались острые заусенцы и неровности, поэтому я прошёлся напильником, сгладил кромки. Затем перешел к остальным металлическим частям.
Работал с удовольствием, руки будто сами знали, что делать. Молодые, сильные, они выполняли работу удивительно быстро.
Но на натяжной механизм — «козью ногу» — все-таки ушла уйма времени и сил. Есть было некогда, но голода я не чувствовал. Сделав, попробовал: работает, и работает отлично. Тетиву натянет!
Когда всё было готово, Макар протянул мне моток толстой тетивы. Лосиные сухожилия.
— Бери, — сказал он, глядя в сторону. — Лучше не найдёшь.
Однако! Наверное, понравилась ему моя работа. Сменил гнев на милость. Надо было с самого начала не выпендриваться! Ну да ладно, чего теперь говорить. Буду выше мелочей.
— Спасибо, — ответил я.
Очень хорошо, что вопрос тетивы разрешился сам собой. Она штука несложная, ее особо и не улучшишь, а с кожей и сухожилиями у Ермака должны уметь работать.
Так и оказалось. Тетива стала просто идеально.
Арбалет готов. Тяжелый, мощный, брутальный. Сделанный без отдыха, на одном душевном порыве. Мощность натяжения у него где-то килограмм в двести. Вес — не больше, чем у ручной пищали.
Теперь наконечники для стрел. Но с ними намного проще. На металл подойдут даже старые гвозди. Мы отковали десяток трехгранных наконечников.
Вечер был уже был не за горами, и я с самострелом (решил не оставлять в кузнице, когда вещь с собой, она целее будет), вернулся к Дементию. Ух и разгорелись у него глаза!