— Хочешь знать, что тут? — начал он. — Ну слушай. Сейчас, стало быть, 7094 год от Сотворения мира. А в поход мы пошли в 7090. Четыре года назад.
Я прикинул в уме. Значит, по-нашему — в 1581 году. Всё верно.
Никита продолжил рассказ, часто останавливаясь, чтобы собраться с мыслями и сделать глоток отвара.
— Собрали нас Строгановы. Есть такие богатеи, на всю Русь гремят. Им царь Иван Васильевич сам добро дал: мол, идите, покоряйте земли за Камнем, ясак собирайте, да сторожите рубежи. А Ермака нам в атаманы поставили. Он раньше с Волжскими татарами воевал, славу себе добыл. Я с первого дня пошёл. Молодой, дурной… интересно же! Казалось, вот она, жизнь! Хотя и страшно было, честно скажу. В первых боях руки у меня дрожали. А потом… А потом привыкаешь. Или не живёшь.
— Вышло нас тогда человек восемьсот. Казаков, стрельцов, и прочих. Но много по дороге полегло. Сражений было не сосчитать — с татарскими князьями, с их союзниками. Кого разбили, кого к миру склонили. Кто умный — те ясак соболями царю платить согласились. Мы им не мешаем — торгуем, дружим. А глупые — те в землю легли.
— Сейчас остался у нас один большой враг — хан Кучум. Самый главный среди здешних татар. Только он, знай, не местный вовсе. Явился с юга, степняк. До него тут другие ханы были — свои, сибирские. Тайбугины. Те не против были стать под покровительство нашего царя. Но Кучум пришёл, их разбил и сел в Искере. Город этот имеет много названий. Искер — имя гордое, переводится с татарского как «старый город». Кашлык — звучит попроще, что-то вроде «поселения» или «крепости». Но наши обычно называют город Сибирью или Сибиром. Это имя тоже не они придумали, оно на местном означает «красивый». Но так и нам ближе, понятней. Сибирь — слово знакомое!
— Три года назад мы город взяли. Сил у Кучума было больше, чем у нас, это точно. Но он растерялся, бойцов толком не собрал. Город почти без боя достался. Ермак его не громил, не резал, миром взял. До этого, правда, разбили войско племянника Кучума Маметкула у Чувашского мыса. После этого и Искер сдался, и несколько родов остяков и вогулов, какие поначалу в войско Кучума вступили, бросили его, начали ясак платить.
— Местных мы вообще не обижаем, если те, конечно, на нас ножей не точат. С остяками, с вогулами — добрые у нас отношения. Торгуют, приносят мех, мясо, грибы, травы. Татары сибирские тоже не все за Кучума. Он злой. Без суда и разбирательств убивал — за слово, за взгляд. Люди такое помнят. Но есть среди них и враги до смерти. Мурза Карачи предложил договориться о союзе с Ермаком против Кучума. Пришел к нему на переговоры сотник Ивана Кольцо, с отрядом в пятьдесят человек… и всех мурза убил. Подло, обманом, в спину. Затем сбежал в далекие степи, туда, где сейчас Кучум. Тот щедро одарил его за предательство. Но мы еще встретимся, и пожалеет мурза о том, что появился на свет. Мы похоронили братьев, но тела Ивана так и не нашли.
— Кучум после потери Искера ушел в земли барабинские, в степи за Иртышом, и силы копит. Говорят, несметное войско собрал, со всех концов воинов к себе привлек. Но сейчас он с небольшим отрядом неподалеку от нас. Поймать бы его, да сложно это…
— Мы готовимся. Вторую стену вокруг города поставили. Она держит, но если пойдут ордой — тяжко нам будет. В Сибире сейчас народу — тысяча с лишним. Русские, остяки, вогулы. Еще есть башкиры, барабинцы, другие… Но их мало. Наш боевой отряд — где-то человек четыреста осталось. Это после всех боёв, зимовок, болезней. Сейчас мы с последнего острога людей в город перевели. Батюшка Тихомолв прочел там молитву «об оставлении жилища», и все вернулись.
— Пищалей у нас около трехсот с лишним. Стрелять можно, но долго заряжать. Пороха на них жрётся — тьма. Есть у нас фальконеты на станках — вроде малых пушек, ставим их на струги и на стены.
Он улыбнулся.
— Только ты это слово не произноси, его тут мало кто знает. Фальконеты тоже пищалями здесь зовут, только большими. Десять штук таких. А ещё тюфяки — малые пушки, для боя на стенах. Их четырнадцать. Они поменьше фальконетов. И есть еще пушка-сорока, наша гордость! Восемнадцать стволов у нее, хоть и небольших. Но если картечью врежет…
Никита, будто в ужасе, вытаращил глаза и покачал головой.
— Пороха вот маловато. Тысяча-две-три выстрелов из пищали на всех, если сильно не тратиться. Хотя сколько точно, не знаю — тайна это, чтоб враги не прознали. Пуль достаточно. Часть привезли, часть сами отлили. Ядра — каменные, железные, а еще картечь. Она для пушек главная.