— А теперь… — проговорил Ермак.
— Теперь нам надо решить, возьмем ли мы обратно Максима к себе в отряд, или он будет нам помогать, как простые жители города. Кто хочет сказать?
Есаул Скрыпник вздохнул, почесал щеку и произнес:
— Не знаю я… Непроверенный он. Раньше был наш, а теперь вон как… Кто знает, что там на деле случилось, когда татарин ему по башке двинул… Тяжело с тем, кто ничего не помнит… И про кого сведущие в колдовских силах всякое говорят…
— Он человека моего спас, — возразил ему Лиходеев. — Двух кучумовских татар убил. Одного ножом зарезал, не побоялся с ним на саблю идти. Оружие нам будет делать, которое лучше нашего. Сколько мы его будем проверять-то?
Все в избе одобрительно закивали. Со своего места поднялся Матвей Мещеряк.
— Я тоже поначалу смотрел на него очень косо. Но отец Тихомолв сказал, что все хорошо, да и Максим проявил себя, как лучшие наши бойцы. Двух татар победил в бою, спас своего товарища! А мог пройти мимо, и никто бы ничего не узнал. Сколько мы его проверять будем? Что он должен сделать, чтоб мы ему наконец-то поверили? Голову Кучума принести на тарелке?
Все, кроме Скрыпника, загоготали.
Мещеряк, довольный впечатлением, продолжил.
— Да и то кто-нибудь скажет, что этого мало! А, между тем, когда в поход собирались, столько людей к нам пришло, которых никто не знал! Да, оказались среди них и трусы, и подлецы, но жизнь — она такая! Что вообще происходит? Какой-то шаман забил нам головы своими фантазиями!
— Ну, кто за то, чтобы взять Максима обратно к нам в отряд? — спросил Ермак.
— Я, — сказал Мещеряк. И все за ним, кроме Елисея, сказали «я». Последним, после долгой паузы, сказал «я» и Ермак.
Вопрос был решен.
— Эх, жаль отец Игнатий сейчас опять не в городе, — вздохнул Ермак. — Ну да ничего.
— Подойди к иконе.
Я встал и шагнул к стоявшей в углу иконе. На ней — лик Спаса. Перед ним горела свеча.
— Клянешься ли ты быть верным товарищем нашим? Не предавать, не бежать, не уклоняться? — сурово спросил меня Ермак.
— Клянусь.
— Клянешься ли, что будешь силу и знание отдавать делу общему, во славу земли Русской?
— Клянусь.
— Клянешься ли слушаться старших — меня, сотников и назначенных над тобой?
— Клянусь.
— Клянешься ли молчать, где надо молчать, и говорить правду, где правда нужна?
— Клянусь.
— Тогда вот тебе крест. Приложись.
Я приложился. Лоб коснулся тёплого дерева. Затем Ермак сказал:
— С этого дня ты снова свой. Казак нашего отряда. Похоже, что ты умеешь и оружием действовать, и кузнечным молотом… но сейчас нам молот нужнее. Верните ему оружие.
Лиходеев выглянул за дверь, кого-то подозвал, дал ему указание, и через минуту молодой казак принес в избу саблю, пищаль, «берендейку» с порохом и сумку (там, судя по всему, лежали пули, пыжи, фитили и прочее).
Пищаль тяжелая, обмотанная веревкой. На стволе кое-где следы ржавчины, но он еще постреляет. Сабля — простая, затертая у гарды, но ухоженная. Казалось, что прежний владелец ей доверял больше, чем ружью.
— Теперь это снова твое, — произнес Ермак. — по праву. Береги.
Я молчал, не зная, что сейчас сказать. Почувствовал, что теперь у меня по-настоящему началась новая жизнь.
— Служить ты теперь будешь в кузнецах, — продолжил Ермак. — Самострелы — дело сейчас самое важное. Начальствовать над тобой будут только двое: я и Матвей Мещеряк. Понял?
— Понял, — кивнул я.
Мещеряк шагнул ближе. Лицо у него было спокойное, даже, я бы сказал, нарочито спокойное. Посмотрел он на меня прямо, внимательно, будто впервые увидел.
— Не подведи, — сказал просто. — Мне балаболы не нужны. Если сказал, что сделаешь — чтоб было. А нет — скажи заранее. У нас тут война. Каждый день может стать последним.
Я снова кивнул.
Староста Тихон Родионович подошел к нам.
— А по хозяйству, — сказал он, — иди ко мне. Что нужно — материалы, еда, люди — скажи. Я решу. Но чтоб без беготни. И следи, чтоб воровства не было. А то в кузне железо, а железо — вещь дорогая.
— Понял, — ответил я.
Когда мы вышли из избы, я сразу подошел к старосте.
— Тихон Родионович, первым делом как раз хочу посмотреть, где у нас железо добывают. Посмотреть руду. Оценить, что и как. Без этого мне никуда. Надо ведь понимать, на что рассчитывать. А если будем на сотни самострелов работать — нужно много. Очень много.
Староста на секунду задумался, потом кивнул.
— Очень правильно говоришь. Пойдём. Сам давно хотел проведать, что там и как.
Я быстренько отнес пищаль в свою избу (сейчас она мне не нужна), но нацепил саблю и повесил на плечо самострел. Затем мы вышли из города и спустились к пристани.