— Давай позовем Семена, нашего главного артиллериста, — предложил Лиходеев. — Все равно ему палить. не обойтись, и обсуждать без него будет неправильно.
Предложение одобрили, и спустя несколько минут рядом с Лаптем сидел Семен Жаров по прозвищу «Глухарь». Высокий, сутулый, руки в ожогах и рубцах, на левой брови большой шрам. Волосы и борода с проседью, глаза хмурые, голос громкий. «Глухарем» его прозвали потому, что слышал он действительно неважно. Ну да понятно, постреляй с его из орудий, какие тут уши выдержат.
Но лицо неглупое, глаза — цепкие.
Идея стрелять из деревянных пушек его поначалу напугала.
— А ну как взорвутся⁈
— Возможно и это, — печально сказал я. — Но за один выстрел — едва ли. Да и пороха будем класть немного. Нам не ядрами стену крепости разбивать, а пехотную атаку отразить.
— Для начала надо попробовать, — мотнул головой Семен. — Я не могу своими ребятами рисковать.
— Мы все тут рискуем, — взвился Матвей. — Каждый миг можно ждать татарской стрелы или ножа в спину!
— Подожди, — сказал Ермак. — Давай подумаем, как попробовать.
— Дерево дереву рознь, — подал голос Лапоть. — Даже я точно не смогу сказать, что выдержит, а что нет.
— Выстрел услышат, — возразил Матвей. — Услышат, и насторожатся. Подумают, что какое-то хитрое оружие испытывают, и будут правы. Максима наверняка хотели убить, потому что прослышали, что он затеял новые самострелы делать.
— Мы испытаем пушку на руднике. Там далеко от города, и никто не поймет, что это. Пушки будем делать там же. А перед этим Прохор со своими ребятами просмотрит там все в округе, нет ли вражеских лазутчиков.
— Сейчас же отправлю людей, — сказал Лиходеев.
— Только поосторожней, — предостерег Ермак. — Чтоб и в городе не поняли, что твои к руднику отправились.
— Уедут сначала в лес, а на ту сторону переправятся вдалеке! — развел руками Прохор. — Первый раз, что ли, Ермак Тимофеевич!
И Лиходеев ушел, чтобы отправить своих людей на разведку.
…Мы решили, что люди Тихона Родионовича помогут сделать баррикады, а устанавливать пушки будут только казаки из тех, что останутся в засаде. Так меньше шансов, что информация уйдет. Но Тихона в дело посвятили — как без него. Не знаю, есть ли смысл в таких предосторожностях, потому что стволы сверлить все равно придется при рабочих. Но Ермак сказал так, значит, будем выполнять.
Через два часа Прохор вернулся — его разведчики в окрестностях рудника не обнаружили никого. Я, Тихон, Матвей, Лапоть и Семен с зарядом пороха и картечи отправились к руднику. Решили, что лучше Ермаку там не появляться — это опять-таки привлечет внимание.
Следом за нами поехал второй струг — с рабочими и плотниками Лаптя. Времени у нас было не так много. Засветло надо было успеть сделать и испытать пушку.
Если получится, у плотников после этого работы на всю ночь — тремя бурами высверливать сердцевину бревен. На каждое уйдет не меньше четырех часов (а то и пять-шесть). Можно, в принципе, попробовать еще и подолбить, повыжигать… Но эти способы вдвое медленнее и требуют впятеро больше сил. Особенно, если долбить. С выжиганием тоже проблемы — от раскаленного прута дерево может пойти трещинами. В таком случае даже страшно подумать, что может случиться при выстреле.
Так что надеюсь, справимся одними сверлами. Лапоть показал мне их — острые, хорошие.
А сколько же нам надо пушек?
Баррикада станет вокруг рудника квадратом, где-то двадцать на двадцать метров. Напасть татары могут с любой стороны. То есть, надо по четыре на каждую сторону — итого шестнадцать орудий. Теоретически успеть должны.
В центре баррикады выкопаем широкую яму, в ней под навесом спрячется десяток казаков. Они вступят в бой после залпов. Больше нельзя, окажется слишком заметно. Еще шестнадцать человек — пушкари Семена. Они стрелять из пищалей и бить саблями тоже умеют, хотя и не так хорошо, как казаки.
Таким образом, у врага окажется лишь двухкратное превосходство. Но это в теории, если шпион не ошибся. А так может прийти и сотня, и две. Тогда будет очень тяжело. Командовать всеми поставили сотника Черкаса Александрова.
Он поначалу обрадовался хорошему бою, а как узнал, что придется целый день сидеть в яме, огорчился. Но деваться некуда. Задание очень важное.
Я решил, что останусь здесь и буду встречать атаку со всеми. В конце концов, идея с пушками — моя. Если что-то пойдет не так, виноват буду только я и никто другой.