Однако на первый взгляд все было в порядке.
— Жива? — выдавил Лапоть, косясь на пушку, словно на больного родственника. — Вся?
— Частично жива точно, — слова Лаптя заставили меня улыбнуться.
Я пошел к пушке. Укрепленная на лежащем стволе дерева, на первый взгляд, она хорошо выдержала удар, несмотря на то, что мы обошлись без железных обручей, кожаных ремней и прочего. Да и дерево у нас было не высушенное, а это хуже всего.
Трещины виднелись. Одна была тонкая, как волос, но длинная и опасная. Из дула медленно тянулся дым. Пушка съехала на полметра назад, выдрав вмятины в земле.
Следом за мной к орудию подошли и остальные. Всем было очень интересно посмотреть на это «чудо-оружие».
— Выстояла, — сказал я наконец. — Но это уже предел. Второй раз стрелять нельзя.
— Получилось! — воскликнул Лапоть и посмотрел на своих подмастерий. — Не зря, черт побери, как проклятые крутили этот бурав! Сделали! Одноразовую, но сделали.
— Но нам больше одного выстрела вроде и не нужно, — произнес Матвей.
А потом сурово посмотрел на казаков:
— Если кто проговорится о том, что сейчас видел — лично повешу на воротах! Молчать, как рыба! Одно слово — и из-за него погибнут люди!
— Я думал, разорвет, — сказал Семен. — Уж я-то знаю, какая силища в нутрях пушки громыхает. Железо и бронза порой не выдерживает, а тут дерево. Однако обошлось!
— Остальные стиснем обручами, — произнес Макар. — С ними будет попрочнее. Испытывать удачу больше не надо.
Он вытер лоб. Ладонь оставила серую полосу на коже.
— Пойдём посмотрим, куда ушёл заряд.
Мы двинулись за баррикаду, к полю, на которое направили пушку. Там, среди мелких кустов и сбитой травы, лежали ветки и груды мокрого глины. На этих «мишенях» было легко понять рассеивание картечи.
— Глянь, — сказал Матвей. — Здесь стружка свежая. Пробило насквозь. Даже дальше, чем я думал.
— Вот ещё, — ответил Семен. — Он стоял у почти срезанного стволика куста, в котором торчал камешек размером с небольшой орех. — Камни пошли кучно. Но понизу.
Я осмотрел весь след выстрела. Мох ободран, земля кое-где разрыхлена. Видно, куда попала картечь.
— Ноги нападающих пойдут в хлам, — тихо сказал Черкас.
Мы подошли к доске, поставленной в пятьдесят шагах. На ней зияло три пробоины. Картечь пробила толстую сосновую доску почти навылет. На земле валялись светлые щепки.
— Да, кое-кому не повезет, — кивнул Мещеряк
— Значит, если к руднику полезут, пушка им в лоб, а потом мы с пищалей, с самострелов, луков, — произнес Черкас. — Пушками посеем смятение, и дальше добиваем. Услышав выстрелы, к нас спешит подмога с города.
— Да, — сказал я. — Но второй раз пушки точно не стрельнут. Дерево разлетится.
— А если все-таки укрепить? — спросил Мещеряк, решив показать, что разбирается в вопросе. — Обручи, сверху кожа бычья, веревки, как и говорили?
— Лучше не надо, — ответил я. — Доверия такой конструкции нет. Если кто-нибудь будет рядом, когда её разорвёт — считай, нет человека. Поэтому один выстрел, и достаточно.
Мы вернулись к пушке и снова посмотрели на нее. Дым из ствола уже не шел, но срез выглядел так, будто внутри топили печь. Черный, обугленный, в нагаре и копоти.
— Нет, — еще раз повторил я. — Никакого второго выстрела. Деревьев у нас хватит на другие пушки. А эту только положить в баррикаду.
Вечерняя темнота опускалась с огромной быстротой. Наступала пора кому-то отправляться в город, а кому-то не спать всю ночь и сверлить злосчастные бревна. Я хотел остаться здесь, чтобы заняться этим вместе с Лаптем и его плотниками, но Мещеряк запретил. Намекнул, что мне следует выспаться, чтобы завтра быть полезным.
Поскольку он тут начальник, выбора у меня не осталось. Попрощавшись с командой, я поплыл в Сибир.
Спалось плохо. В голове только и крутились мысли о предстоящей засаде и схватке. Вдруг сломается сверло? Успеем ли тогда сделать пушки? Как их закрепить? Сможем ли замаскировать? И как сделать так, чтобы баррикада, сделанная нарочито абы как, защитила от стрел. Ведь татары просто так не полезут, будут стрелять из луков.
В общем, проблем — уйма. Но, все равно, сон, хотя его было мало, очень освежил. Сибирский воздух, не отравленный всевозможными заводами, творит чудеса. Голова поутру стала ясной, а тело — бодрым, готовым к любым схваткам.
Я проснулся вместе с рассветом и решил, по своему обыкновению, сбегать на речку. Чистое тело — залог здоровья. А купание в холодной воде добавляет ему дополнительных бонусов.
Сказано — сделано, и вот я уже миновал ворота и сонных хмурых казаков в охране, ждущих, когда их сменят.