Я осторожно направился к тому месту на реке, на котором всегда купался. Дорога была знакомой, ноги сами вели через лесок к берегу, где скрывался от посторонних глаз маленький пляж. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом листьев и едва слышным плеском воды.
Дойдя до берега, я с облегчением снял одежду, ставшую почти каменной от смеси глины и песка, и шагнул в прохладную воду. Первое мгновение холод был резким и неприятным, но уже через пару секунд он сменился приятным покалыванием, возвращая телу бодрость и силу.
Плавать в Иртыше вечером было особенным удовольствием. Темнота окутывала реку, вода, казалось, становилась мягче, ласковее, словно успокаивая уставшее тело. Я отплыл на середину небольшого плёса и с удовольствием нырнул, ощущая, как постепенно вода смывает остатки напряжения, грязи и тревог дня.
Вдруг тихий плеск прервал моё уединение. Я осторожно повернулся к берегу и в сгущавшихся сумерках увидел женский силуэт. Сердце забилось быстрее. Это была Даша. Она остановилась на краю берега. Меня она точно заметила. Постояв несколько секунд, она начала не спеша раздеваться. Я замер в воде, наблюдая за её тонкой, лёгкой фигурой.
Девушка осторожно вошла в воду и поплыла вперёд уверенными движениями. Поплыла ко мне.
Мы встретились почти посреди реки, молча глядя друг на друга. Она улыбнулась, и я почувствовал, как моё сердце начинает биться чаще. Мы были совсем близко, и внезапно оказалось, что слова больше не нужны…
…Мы вышли на берег через некоторое время. Даша укуталась в мой кафтан, накинутый на плечи. Сидя на песке, она задумчиво смотрела на тёмную воду.
— Ты уплываешь сегодня ночью? — спросила она неожиданно.
— Да, — ответил я, невольно чувствуя тяжесть в голосе. — Вместе с Ермаком.
Она молчала несколько мгновений, затем тихо произнесла:
— Ты заметил, что он сегодня очень грустный?
Да, она права. Сегодня Ермак держался иначе. Вроде бы он был всё таким же решительным и уверенным, но в глазах пряталась тревога и какая-то обречённость.
— Видел это. И не понимаю, почему, — признался я.
Даша повернулась ко мне и внимательно на меня посмотрела.
— Он ходил к Юрпасу, шаману остяков.
Я напрягся, чувствуя, что сейчас услышу что-то плохое.
— Что тот сказал?
Даша вздохнула, отвела взгляд в сторону реки.
— Он сказал, что Ермак не вернётся из этого похода. Шаман увидел его смерть.
Холодный озноб пробежал по моей спине. Я невольно подался вперёд.
— Ты знаешь, что он так и сказал? Почему Ермак сам пошёл к шаману? Он что, верит в это?
Даша медленно кивнула.
— Он верит. Вернее, он и сам что-то почувствовал, понимаешь? И решил удостовериться у Юрпаса. Шаман только подтвердил его опасения. Это судьба.
Теперь я начинал понимать странное поведение Ермака сегодня утром. Его хмурость, молчание и то, как он долго и тревожно смотрел в стену. Теперь всё становилось на свои места.
— Но тогда почему он идёт в этот поход? Ведь можно было остаться, отправить кого-то другого?
Даша печально улыбнулась, обхватив себя руками.
— Ты плохо знаешь Ермака. Он никогда не уйдёт от судьбы. Даже если знает, что впереди — гибель. Он пойдёт вперёд, чтобы встретить её лицом к лицу.
Она говорила тихо и грустно, глядя куда-то мимо меня. Я чувствовал, как комок подступает к горлу, и задал еще один вопрос:
— А про меня шаман ничего не сказал?
Она посмотрела на меня и улыбнулась, хотя улыбка получилась грустной.
— Про тебя он ничего не сказал. Значит, твоя судьба ещё не определена.
Кучум ехал неторопливо, глядя на бескрайние просторы сибирской степи. Ветер, холодный и резкий, беспощадно бил в лицо, спутывал гриву коня и рвал края его мехового плаща. Но хан будто его не замечал.
Сопровождали хана лишь несколько воинов. Они двигались молча и почти беззвучно.
Тропа привела их к старой, полуразрушенной избушке, приткнувшейся к краю болота. Стены ее были покрыты мхом, крыша давно просела, из трубы вился сероватый, едва заметный дымок. У дверей стояла старая женщина. Сгорбленная, с бледной, почти прозрачной кожей.
Кучум спешился и подошел к ней.
Колдунья долго смотрела на него, а потом повела рукой, приглашая войти внутрь. Воины остались на улице, тревожно озираясь по сторонам.
Внутри избы царила полутьма. Хан сел на покрытую шкурами лавку, а колдунья устроилась напротив. Глаза ее блестели.
— Я ждала тебя, Кучум, — сказала она хриплым голосом. — Слушай же то, что шепчут духи.