— Знал я, что ты человек рисковый, но не знал, насколько, — сложил руки на груди Семен.
— Да, — сказал Яков, наливая себе морса. — Было бы хорошо с этим умельцем. Но и без него обойдёмся.
Он отпил, поставил кубок.
— От того, кто в подвале на цепи, толку мало. Нет его — значит, нет. И я не хочу, чтоб о нас говорили, что мы дела делаем, как разбойники. Вреда от них никакого, но все равно. У нас своих мастеров полно. Собираем лучших по всей Руси за большие деньги.
— Так ведь пропадет он вместе с Ермаком! А то бы польза была! — чуть ли не взмолился Елисей.
— Тогда будет воля Божья, — ответил Яков. — Мы за всех не отвечаем. А чего ты так переживаешь? Мы тебя не бросим. Ты помог нам, пошел с Ермаком в его поход. Был нашими глазами и ушами. Теперь будешь дальше у нас работать. Работа несложная — смотреть, чтоб народец не воровал, только и всего. А платить тебе мы будем хорошо.
Скрыпник хотел ещё что-то сказать, но промолчал. В избе послышался стук дождя по слюдяным окнам. Только он, да еще треск поленьев в печи нарушали тишину.
После того, как письма были дописаны, я вышел из избы, оставив Ермака, Черкаса и писаря наедине, но остался недалеко от острога, ожидая, что они разойдутся. Буквально через пятнадцать минут так и случилось. Вышел и Черкас, и писарь, а я направился к Ермаку. Я хоть и теперь начальник над кузнецами да плотниками, но кое-чего в моем распоряжении нет.
Ермак сидел на длинном бревне возле своей избы, спиной прислонившись к стене. Атаман смотрел перед собой, теребя бороду, явно о чем-то напряжённо размышляя. Лицо его выглядело усталым, но при этом выражало ту же решительность и спокойствие, за которые его уважали все казаки.
Я подошёл к нему.
— Атаман, дело у меня есть важное. Надо мне сегодня по окрестностям поездить, поискать серный камень — пирит. Без него пороха нам не добыть, а порох нужен как воздух.
Ермак взглянул на меня, поморщился, будто вспомнив что-то:
— Пирит, говоришь? Помню, ты уже говорил об этом камне Прохору Лиходееву. И я потом спрашивал у него — не нашли ничего подобного. Трудное это дело, похоже.
— Трудное, — согласился я. — Но без него порох делать не из чего. Поищу снова, может, на этот раз повезёт. Должен он тут где-то быть, я уверен.
— Ну, пробуй, — вздохнул Ермак. — Только осторожнее там. Татары вроде ушли, но кто их на деле знает. Подойди к Мещеряку, пусть даст пару своих тебе в охрану.
Через полчаса мы уже выезжали из ворот Кашлыка. Со мной были двое казаков: Тимофей Жила, коренастый и широкоплечий, с бородой рыжеватого оттенка и цепкими глазами, и молодой, почти мальчишка, Иван Чиж, худощавый и юркий, зато молчаливый и зоркий, как охотничий пес.
Мы направились вдоль берега Иртыша в сторону реки Тобол. Пейзаж открывался перед нами ровный и простой: степные луга с густой травой, кое-где поросшие кустарником и перелесками. Деревья стояли одиночно и небольшими рощицами, словно небольшие островки посреди зелёного моря.
Пока мы ехали, я объяснил казакам, что именно ищу:
— Нам нужен такой камень, что блестит, словно золото, и состоит из кубиков. Может быть в глине, в породе, в песке, но всегда яркий, с металлическим блеском.
Казаки кивали, но в глазах их читалось сомнение. Золото — это понятно, а какой-то кубиками камень — дело для них новое и странное.
Первые часы прошли в безуспешных поисках. Мы медленно ехали по берегу, останавливаясь у каждого небольшого обрыва, где Иртыш подмывал берег, обнажая породу. Здесь были корни деревьев, выпирающие из глиняных стен, песчаные косы, кое-где открывались слои красноватой глины. Я спешивался, осматривал куски породы, ломал их руками и искал знакомый металлический блеск.
— Что нашёл? — спросил Тимофей после третьей или четвертой остановки.
— Пока ничего, — ответил я, вытирая руки о плащ. — Глина да песчаник. И раковины какие-то.
— Это что, море тут раньше было? — удивился Иван.
— Было когда-то давно, — коротко ответил я, снова вскакивая на коня.
Продолжили путь. Часы текли медленно. Проехав ещё несколько километров, мы свернули от основного русла в сторону мелких притоков и оврагов, которые глубоко прорезали землю после дождей.
В одном из таких оврагов я снова спешился и, взяв казачью лопатку, принялся копать у основания размытого склона. Глина была вязкой и тяжёлой, с примесями камешков и песка, но нужного мне блеска не было. Лишь следы зверей да остатки старых кострищ местных охотников.
— Пусто, — сообщил я, отряхивая руки и тяжело вздыхая.
Казаки лишь переглянулись и снова молча уселись на лошадей. Дело это было им явно непонятное, но приказ есть приказ, и никто не жаловался.