Я прищурился.
— Откуда ты знаешь про огнемёты? Тебя же не было в штурме. Ты ушёл раньше.
Елисей усмехнулся.
— Знаю. Я много чего знаю, Максим. У меня везде есть глаза и уши. Голова у меня варит, а не то что у Ермака. Дурак думает, что Сибирь можно покорить сотней оборванцев. Если бы я был на его месте, мы бы уже давно всю Сибирь захватили. Я бы договорился с нужными людьми, нашёл бы деньги, оружие. А не сидел бы в Кашлыке, как мышь в норе.
— Ты предатель, Елисей, — сказал я, глядя ему в глаза. — Предал Ермака, предал товарищей. И теперь вот похищаешь людей.
Он пожал плечами.
— Жизнь — сложная штука, Максим. Каждый живёт, как умеет. Я не собираюсь подыхать в этой дыре ради призрачной славы. Ермак может играть в героя сколько хочет. А я выбираю жизнь и деньги.
— И для этого продался кому-то?
— Не продаюсь. Я договариваюсь. Они получают тебя и твои знания. Я получаю золото. Все довольны. И даже если продаюсь… Лучше так, чем положить голову в Сибири неизвестно за что.
Здоровенный детина, что нёс меня, заговорил сонным голосом:
— Много он болтает. Может, заткнуть обратно? А то если не перестанет, я ему сейчас рёбра поломаю. Для воспитания.
— Не надо, Тюлень, — сказал Елисей. — Пусть говорит. Всё равно скоро поплывём, там в лодке помолчит.
Тюлень подошёл ближе, навис надо мной. Действительно похож на тюленя — круглое лицо, маленькие глазки.
— Слушай сюда, умник. Нам сказали — сильно калечить тебя нельзя. Но немного поучить можно. Так что не выпендривайся. А то я тебе пару рёбер сломаю так, что дышать больно будет. Или пальцы на ногах выверну — ходить сможешь, но каждый шаг будет мукой. Понял?
Я молчал.
— Понял он, — сказал Митка, вертя нож. — По глазам вижу. Смирненький стал. Небось думает, как бы сбежать. Не выйдет, умник. Мы таких ловили и не раз.
Монах в драной рясе забормотал:
— Господь видит всё. Господь накажет грешников. Но и честных вознаградит. Может, это поддержка тебе, а может — кара за грехи.
— Заткнись, Савва, — оборвал его Тюлень. — Твои молитвы никому не нужны.
Косоглазый детина с широкими плечами молча точил нож о камень. Один глаз смотрел на меня, другой — в сторону. Жуткое зрелище.
Елисей вздохнул, скрестил на груди руки.
— Ладно, хватит разговоров. Ждем ночи. Пока сиди без тряпки во рту, но только попробуй крикнуть. Хотя здесь едва ли кто-то услышит.
Даша накрыла на стол к ужину. Похлебку с мясом. Лепешки. Квас. Максим должен явиться очень скоро.
Села у окна, стала ждать. Солнце уже село, в избе потемнело. Зажгла лучину, поставила её в железный держатель у стола. Тени заплясали по стенам.
Но что-то его долго не было.
Даша начала прислушиваться к каждому шороху у двери. Вот шаги… нет, прошли мимо. Опять шаги — тоже не он, слишком тяжёлая поступь.
Похлебка остыла. Придется снова разогревать.
Стемнело совсем. У караульни зажгли факелы. Даша вышла во двор, посмотрела на ворота: закрыты.
Вернулась в избу. Села снова у окна. Лучина догорала, пришлось зажечь новую.
Что-то случилось.
Даша вышла из избы и быстрым шагом пошла к воротам.
Около них дежурили двое — молодой казак Петруха и старый Семён по прозвищу Борода.
— Максима не видели? — спросила она.
— Нет, не возвращался, — ответил Петруха. — Странно как-то. Помню, что уходил на закате.
— Откройте ворота. Я выйду.
Семён покачал головой.
— Нельзя. Ночью не велено никого выпускать. Приказ Ермака.
Даша посмотрела на него долгим взглядом.
— Ты хочешь поругаться со мной?
Семён вздохнул, посторонился.
— Нет… ни за что. Ладно… Только недалеко. И быстро назад.
Ворота открылись. Даша выскользнула наружу.
Даша хорошо видела в темнота. За это и за умение заговаривать боль ее многие тихо называли ведьмой, но она не обращала внимания. Зато к ней нередко обращалась разведка и охрана, чтобы она посмотрела своим кошачьим взглядом, не прячутся ли в ночи татары. Она быстро пришла на поляну в лесу — именно туда обычно ходил Максим за цветами.
Лес встретил тишиной. Даже ночные птицы молчали. Только ветер шелестел в кронах.
Вышла на поляну. Остановилась, огляделась.
Никого.
Но были следы. Даша присела, провела ладонью по траве: примята во многих местах. Здесь лежали люди, прятались.
У куста она увидела рассыпанные цветы — те самые, что Максим собирал: иван-чай, колокольчики, зверобой. Валяются в траве, примятые, растоптанные. Рядом — следы нескольких людей. Крови не видно.
След вёл далеко в лес. Даша побежала по дорожке следов, не думая об опасности. Судя по отпечаткам, один человек нес тяжесть — шаги очень глубокие.