У берега следы обрывались. На влажном песке — отпечаток днища лодки.
Увезли. По воде.
Даша выпрямилась, сжала кулаки, развернулась и побежала к городку. Миновала ворота — стражники окликнули, но она уже мчалась к дому Ермака.
У дверей стоял казак.
— Стой! Нельзя!
— Надо, — коротко ответила она и шагнула внутрь.
Ермак сидел за столом с Матвеем Мещеряком и писарем отряда Михаилом. На столе рядом с чернильницей лежали бумаги.
— Даша? — удивился атаман. — Что случилось?
— Максима похитили, — выпалила она. — Ушёл в лес на поляну до заката и не вернулся. Там его схватили и унесли к реке. Увезли на лодке. Я видела следы.
— Кто? — Ермак вскочил.
— Не знаю.
Мещеряк крикнул в дверь:
— Поднимай людей! Живо!
— Сколько их было?
— Не знаю, — ответила Даша. — Несколько человек. Прятались в траве, ждали. Знали, куда он придёт.
— Засада, — мрачно сказал Ермак. — Значит, кто-то навёл. Иначе откуда бы они там появились?
Кашлык остался позади. Наверное, меня уже ищут, но что толку. Слишком далеко.
Я закрыл глаза. Надо думать. Должен быть способ выбраться. Всегда есть способ.
Елисей сидел с довольной рожей. Поймал ценную добычу.
Предатель.
Но я ещё поборюсь.
Глава 18
Острог гудел, как потревоженный улей. Из изб выбегали казаки — кто в одной рубахе, кто кафтан на ходу накидывал. Хватали сабли, пищали, луки.
У дома атамана за несколько минут собралось человек пятьдесят.
— Что случилось, Ермак Тимофеевич? — спросил один казак.
— Максима похитили. Опять. Часа два-три назад. Схватили в лесу, увезли на лодке.
По толпе прокатился ропот.
— Кто посмел?
— Татары?
— Пока неизвестно, — ответил Ермак. — Савва, бери своих, и в лес с Дашей — она покажет место. Матвей, ты на лодки — смотри всех, кто на воде.
…В лесу свет факелов резал тьму узкими пятнами, тени деревьев дрожали. Даша показала место.
— Вот здесь прятались. Лежали в траве, ждали.
Казаки подсветили. Трава была примята в нескольких местах.
Рассыпанные цветы всё ещё лежали в траве — иван-чай, колокольчики. Страшное зрелище.
— След ведёт туда, — она указала к реке. — Его несли. Какой-то огромный человек.
Пошли по следу. Люди шагали осторожно, чтобы не затоптать отпечатки. Впереди, пригнувшись, шёл старый следопыт Митрофан.
— Шестеро их было, — сказал он. — Один нёс, остальные рядом.
Лес казался враждебным. Каждый шорох заставлял тянуться к оружию. Но вокруг только темнота да деревья.
Дошли до берега. На влажном песке следы читались особенно ясно.
— Лодка стояла тут, — показал Митрофан. — Большая, на шесть-восемь человек. Оттолкнулись и пошли по реке.
Затем он прошел наверх, и в зарослях обнаружились следы стоянки — затушенный костер, примятая земля, мусор.
— Стояли здесь несколько дней и ждали.
Лодка скользила по тёмной воде Иртыша. Я сидел на корме, с кляпом во рту и со связанными сзади руками. Надо мной висели звёзды, берега проплывали чёрными тенями. Вёсла мерно плескали — гребцы работали веслами.
— Быстрее, — сказал Елисей. — Ермак наверняка людей поднял. Чем дальше уйдем до рассвета, тем лучше.
— Да куда быстрее-то, — проворчал Тюлень, налегая на весло. — Второй день пошел. Если в первый нас не нашли, то и сейчас не найдут.
— Ты не знаешь Ермака. Он очень упорный.
Я попробовал пошевелить руками. Верёвки врезались в запястья, узлы затянулись ещё туже. Мда, чем больше дёргаешься, тем хуже.
Митка Бритва, сидевший рядом, заметил мои попытки и усмехнулся своей нервной ухмылкой:
— Не развяжешься, даже не думай.
Елисей обернулся от рулевого весла:
— Не делай глупостей, Максим. Всё равно деваться некуда: кругом вода, берега далеко. Прыгнешь за борт связанным — утонешь. Да и зачем? Ещё спасибо скажешь, как на Руси окажешься. Человеком себя почувствуешь, а не одним из этих диких казаков. Будешь в тепле жить, сыто есть, работать головой, а не саблей махать.
С кляпом я ответить не мог.
— Вынь-ка ему тряпку, — сказал Елисей. — Пусть поговорит. Будет кричать — здесь всё равно никто не услышит.
Митка выдернул кляп. Я закашлялся, сплюнул.
— Сколько ж ты денег за меня взял, Иуда? — спросил я.
Елисей покачал головой:
— Не задавай глупых вопросов. Какая тебе разница? Достаточно. Ты лучше о себе думай, о своей судьбе.