Я не глядел на него. Сейчас мне было плевать на все его проповеди. Я отломил кусочек хлеба и положил его в рот. По привычке я тут же начал его жевать, но тут же пришел в себя и откусил нормально.
Тем временем мужчина замолчал, он пялился в одну точку. В дверях кухни встала Богна[20]. На ней была моя рубашка, закрывавшая ноги до средины бедер. Под рубашкой, провоцируя, волновались груди.
- Добрый день, - сказала она. – Мы уже не могли вас дождаться.
- Не могли дождаться... – непроизвольно повторил мужчина. Затем он фыркнул, хотя ему, явно, было не до смеха. Он никак не мог разделить прекрасного настроения девушки.
Я подал Богне кусок свежего хлеба, и она его жадно слопала.
- А вы, пани, не можете тут оставаться, - заявил знакомый. – Мы все можем заплатить за это головой.
- Но мы можем заплатить и тогда, если Богна выйдет на улицу, и ее схватят, - встал я на ее защиту.
- Вас разыскивают?
- Да... нет.. – неубедительно ответила та.
- Так что это значит?
- Не знаю, - беспомощно ответила та. Взглядом она искала помощи у меня, я же не был в состоянии прийти ей на помощь. – Я бежала и... совершенно случайно... нашла укрытие здесь.
- Совершенно случайно? – недоверчиво переспросил мужчина.
- Да прекрати ты уже этот допрос!
Я схватился с места, одновременно стукнув кулаком по столу.
- Не повышай на меня голос, - спокойно ответил тот, совершенно сбив меня этим с толку.
Я вновь уселся. Богна молча глядела то на меня, то на него. В конце концов, осторожно прикоснувшись к моей голове, она, не то спросила, не то сообщила:
- Быть может, мне следовало бы пойти с ним...
Я отчаянно искал спасения. Нет, я не мог позволить ей уйти. Она была моей последней соломинкой, надеждой на нормальную жизнь. На какую-либо жизнь!
- Но ведь это же будет подозрительно, - заявил я, хватаясь за этот аргумент, словно тонущий за бритву. – Пришел сам, а вышел с женщиной. В то время, как квартира пустая...
Я видел колебания на лице девушки. Но помощь пришла с самой неожиданной стороны.
- Он прав, - заявил знакомый. – Не сейчас. У вас есть кто-либо из близких? – спросил он через минуту. Может, что-то передать? Успокоить кого-нибудь?
Карандашом на клочке газеты Богна написала номер телефона.
- Ответит мать. Прошу ей сообщить... – несколько секунд она раздумывала, затем прибавила. – Что у меня все в порядке. Через несколько дней вернусь. Когда все успокоится.
Знакомый буркнул себе под нос что-то типа: "а что должно успокоиться?" и вышел из кухни. Я поплелся за ним, жестом показав Богне, чтобы она оставила нас одних.
- Что на этот раз? – спросил он.
Я снял книги с полки. Мужчина начал их укладывать в сумку на место выгруженной еды.
- И что ты с ними делаешь? – спросил я, ведомый самым обычным любопытством.
- На базаре продаю, - ответил он.
- И что, покупают?
Мужчина усмехнулся под носом.
- Ты бы еще больше удивился, узнав – кто.
Только это меня как раз и не интересовало. Мужчина уже задвигал молнию на сумке, когда я сказал:
- Погоди. – Он с удивлением глянул на меня. – Возьми еще и эту, - и я подал ему уже неоднократно читанный томик Платона.
Тот лишь глянул на обложку и сунул книгу в сумку.
- Когда я приду в следующий раз, было бы лучше, чтобы ее здесь не было, - сказал он мне на прощание.
Иллюстрация: Йоанна Петрученко
Я никогда не провожал его до двери. Зато не устоял перед искушением проследить за знакомым через окно. Когда тот исчез в ведущей на улицу подворотне, я пошел на кухню. Богна поставила воду на чай, а пока что намазала маслом несколько ломтиков хлеба. Ничего не скажешь, настоящий пир.
- Он позвонит? – спросила девушка.
Я кивнул.
- А почему бы ему и не позвонить?
- Он не походил на довольного.
- Боится.
- А ты... – улыбнулась она мне, приоткрыв слегка пожелтевшие, неровные зубы. – А ты не боишься?
Вместо того, чтобы ответить, я взял бутерброд. Вода закипела, и Богна заварила чай. Во время еды я приглядывался к массивным ногам девушки. Красавицей она никак не была, в школе, если бы не те ее косы, на нее никто бы не обратил внимания. Даже я. Теперь волосы ее были распущены, волнами спадая на плечи.
Я чувствовал нарастающее желание. У меня так долго не было женщины, что сейчас было трудно сдержаться. Достаточно было импульса, чтобы броситься на нее и поиметь – на лежанке, на кресле, на полу, иногда даже стоя, припирая девицу к стенке. Она не отказывала. Быть может, она хотела меня с той же силой, но, возможно, всего лишь желая отдать долг. В конце концов, это я спас ей жизнь. Пустую, наполненную безнадежность., но – тем не менее – жизнь.