— Нет, — сказал Келлхус. — Думаю, нет.
Новая ложь.
— Я не предвидел, — продолжал монах, — что остальные — Готьелк и Скайельт — последуют за ним. В том, что касалось галеотов и шрайских рыцарей, я счел риск приемлемым. Священное воинство может пережить их потерю. А если вспомнить, что ты говорил про слабости неповоротливого войска, может, это даже к лучшему. Но без тидонцев…
— Лжешь! Иначе ты остановил бы их! Ты мог бы их остановить, если бы захотел!
Келлхус пожал плечами.
— Возможно. Но Саубон покинул нас в ту самую ночь, когда отыскал в холмах. Вернувшись, он сразу поднял своих людей и на следующий день выступил еще до рассвета. К тому времени, как мы вернулись, Готьелк и Скайельт уже двинулись следом за ним к Вратам Юга. Мы опоздали.
— Ты ему поверил, так? Ты поверил во весь этот вздор насчет того, что Скаур бежал из Гедеи. Ты до сих пор в это веришь!
— Верит Саубон. Я лишь полагаю, что это возможно.
— Как ты сказал, — злобно огрызнулся Найюр, — каждому нравится, когда подтверждают льстящие ему иллюзии.
Очередная пауза.
— Сперва мне требуется кто-нибудь из Великих Имен, — сказал Келлхус, — затем последуют другие. Если Гедея падет, принц Коифус Саубон будет обращаться ко мне всякий раз, прежде чем принять сколько-нибудь серьезное решение. Нам нужно Священное воинство, скюльвенд. Я решил, что ради этого стоит рискнуть.
Недоумок! Найюр уставился на Келлхуса, хоть и знал, что по лицу дунианина ничего не прочесть, а вот по его собственному — все, что угодно. Он подумал было, не рассказать ли ему о коварстве фаним, которые постоянно пускали в ход ложные атаки и дезинформацию и с неизменным успехом одурачивали кретинов вроде Коифуса Саубона. Но тут он боковым зрением заметил Серве, наблюдающую за ним из угла; ее взгляд был полон ненависти и ужаса. «Все как всегда», — сказала часть его души. Измученная часть.
И вдруг Найюр осознал, что он действительно поверил дунианину, поверил, что тот совершил ошибку.
Такое случается часто — когда человек верит и не верит одновременно. Найюру вспомнилось, как он слушал старого Хаюрута, сказителя утемотов, который в детстве учил его своим стихам. Вот только что Найюр плыл по степи с каким-нибудь героем вроде великого Утгая, а в следующий миг видел перед собой сломленного старика, перепившего гишрута и бормочущего фразы тысячелетней давности. Когда человек верит, это трогает его душу. Когда не верит — все остальное.
— Не все, что я говорю, — сказал дунианин, — обязательно является ложью, скюльвенд. Почему ты упорно считаешь, будто я обманываю тебя во всем?
— Потому что так ты ни в чем не сможешь меня обмануть.
…Найюр ехал с краю, чтобы избежать пыли, и посматривал на Пройаса и его свиту. Несмотря на великолепие нарядов, вид у кастовых дворян был мрачный. Они перешли горы Унарас через Врата Юга и теперь наконец-то ехали по землям язычников, по Гедее. Но они не чувствовали ни ликования, ни уверенности. Два дня назад Пройас разослал несколько конных отрядов на поиски Саубона, галеотского принца. Нынешним утром кавалеристы лорда Ингиабана обнаружили воинов одного из этих отрядов мертвыми.
Гедея — во всяком случае здесь, в предгорьях Унарас, — была неуютным краем, сплошь состоящим из каменистых склонов и приземистых скал. Весенняя зелень уже начала выгорать под летним солнцем; свежими остались лишь рощи выносливых кедров. Небо напоминало бирюзовое блюдо, плоское и сухое — совершенно не похожее на усыпанные облачками глубокие небеса Нансурии.
Грифы и вороны взмыли в воздух при приближении людей.
Пройас выругался и натянул поводья.
— Что это значит? — поинтересовался он у Найюра. — Что Скаур умудрился зайти в тыл Саубону? Что фаним их окружили?
Найюр приставил ладонь ко лбу, закрывая глаза от солнца.
— Возможно…
Трупы были раздеты: шесть-семь десятков мертвецов, раздувшихся на жаре, разбросанных, словно вещи, потерянные во время бегства. Найюр без предупреждения послал коня в галоп, вынудив принца и его свиту отправиться следом.
— Содорас был моим кузеном, — раздраженно произнес Пройас, резко останавливаясь рядом с Найюром. — Отец будет в бешенстве!
— Еще одним кузеном, — мрачно заметил лорд Ингиабан.
Ему вспомнился Кальмемунис и Священное воинство простецов.
Найюр втянул воздух, принюхиваясь к запаху разложения. Он почти забыл, что это такое: ползающие мухи, раздувшиеся животы, глаза, подобные разрисованной ткани. Почти забыл, как это свято.
Война… Казалось, будто сама земля трепещет.