Концепция офицеров, идущих в первых рядах, была неизвестна; фраза «целостность подразделения» не переводилась с языка SEAL на арабский.
Я решил мотивировать офицеров своим собственным тонким способом, ударив нескольких капитанов и лейтенантов перед их людьми, когда они не могли или не хотели делать дело должным образом. Это привлекло внимание офицеров. Это также вызвало пару мигреней в Президентском дворце, который отправил «молнию» в посольство США — меня вежливо, но твердо попросили воздержаться от мордобоя египтян. Я воздержался. (Мне следовало бы позволить продолжать мои рукоприкладные методы, потому что, по крайней мере, они работали. Так уж случилось, что ни мы, ни другие подразделения специального назначения, которые посещали Каир для обучения, помощи, воспитания, тренировок или образования, не могли принести египетским военным большой пользы. Когда дело наконец дошло до кризиса в 1985 году и египетские «коммандос» набросились на захваченный самолет «Эджиптэйр» на Мальте, они убили пятьдесят семь захваченных в заложники пассажиров и уничтожили самолет, который пытались спасти, на что с ужасом смотрели американские советники по специальным операциям).
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мое настроение, вероятно, не улучшилось из-за компрессионного перелома правой ноги во время прыжка HAHO, как раз перед тем, как нас перебросили в Каир. Вся нога была несколько болезненной, и египтяне, которым сложно было управлять малыми катерами даже при самых благоприятных условиях, продолжали бить своими планширами по больной ноге каждый раз, когда мы отрабатывали проникновение и отход по воде. Пол хотел, чтобы я пошел к врачу. Я отказался — я мог жить с болью, и я беспокоился, что, как только окажусь в медицинском учреждении, врачи могут объявить меня непригодным для прыжков, плавания и стрельбы с моим отрядом. Не прыгая, не плавая и не стреляя я считал, что не имею права командования — и я не собирался отказываться от Шестого отряда SEAL, пока мы не завершим хотя бы одну настоящую миссию против террористов. Поэтому я страдал молча, хотя мой мерзкий нрав часто выдавал мое отвратительное физическое состояние.
За это могли поручиться несколько черно-синих офицеров египетской армии.
С положительной стороны, наши шесть месяцев в Египте дали нам возможность немного узнать об арабском менталитете — по крайней мере, египетском арабском менталитете — и это был также шанс украдкой взглянуть на корабли в Суэцком канале и поработать над нападениями в гавани против реальных враждебных целей — ничего не подозревающих иностранных судов в Порт-Саиде или Суэце. Все наши находки пошли в досье. Кто знает, придется ли нам когда-нибудь действовать в Египте тайно, или Египет останется дружественным к США? Кроме того, Шестой отряд SEAL выполнял дипломатическую миссию — и, как я узнал в семидесятых годах в школе военной разведки, все военные дипломаты — шпионы, поэтому, обучая наших курсантов, мы также создавали наши оперативные файлы и тактические базы данных. И пока мы играли, мы наблюдали, как израильтяне и Советы играли с нами в разведывательные игры, пытаясь понять, что, черт возьми, куча жоп с ручкой из военно-морского флота делает в Египте, кроме того, что учит египтян плавать и карабкаться по якорным цепям.
Из-за нашей международной роли мы тренировались с антитеррористическими подразделениями по всему миру. Вполне вероятно, что если нас призовут по-настоящему, мы будем координировать наши действия с иностранными войсками, и чем больше мы работали в прошлом, тем легче будет, если на кону будут стоять жизни заложников. Я уважал их всех — британскую SAS, французскую GIGN, итальянскую GIS, норвежских боевых пловцов специальных операций; все они были первоклассными. Но часть, с которой мы, вероятно, наиболее сблизились, была немецкая Grenzschutzgruppe 9, GSG-9. Ей командовал тощий, хитрый бригадный генерал Ульрих Вегенер. GSG-9 участвовала в боевых действиях в Могадишо, Сомали, где в октябре 1977 года они спасли девяносто одного пассажира и экипаж угнанного самолета «Люфтганза» 737. В 1979 году группы подразделения вылетели в Саудовскую Аравию, где фундаменталисты-шииты захватили заложников в Большой мечети в Мекке.
Вегенер, тогда еще полковник, консультировал саудовцев по тактике, хотя в конце-концов GIGN, а не GSG-9 атаковала объект.
Я познакомился с Вегенером в 1979 году. Он приехал в Вашингтон, чтобы сделать доклад в ОКНШ об антитеррористических операциях, и я наблюдал, как он вошел в комнату для докладов, прямой, как шомпол, в безупречной форме пограничника. Его уверенный в себе язык тела беззвучно кричал: «Я знаю, что мне нужно сделать — и я, черт возьми, это сделаю». И я тоже — через двадцать минут после начала доклада полковника Вегенера я был готов пройти парадным шагом через кирпичную стену и записаться добровольцем в его подразделение. Позже я влез в список приглашенных на одну из вечеринок, организованных в его честь разными генералами и помощниками секретарей, и познакомился с другим Ульрихом Вегенером.