На перекрестке он свернул налево, и, вскоре, свернул направо, объехав то, что осталось от транспортного кольца. Вывеска на здании слева от меня гласила, что мы только что проехали кувейтское посольство. Затем мы миновали что-то похожее на футбольный стадион.
— Спортивный центр — объяснил он. — ООП использовала его для вооружений. Израильтяне бомбят — сирийцы стреляют из танков. Все — ка-бу-у-м.
Мы проехали дальше. Справа от меня дома, сплющенные как оладьи, загромождали ландшафт.
— Лагерь «Шатила» — пояснил водитель. — Ататоефк — фалангисты…
Он провел пальцем по горлу.
— Убили здесь много палестинцев.
Мы свернули налево, потом направо, потом налево, двигаясь по жилым районам узкой дорогой, вдоль которой стояли припаркованные машины и располагались жилые дома, которые, казалось, пережили войну без особого ущерба. Мы снова повернули и передо мной прямо по левому борту внезапно открылось удивительное пространство зелено-голубого Средиземноморья. Даже при всех разрушениях вид был впечатляющим — это, должно быть, был невероятный город, прежде чем ливанцы решили совершить национальное самоубийство. Я сел поудобнее и расслабился. Через несколько сотен ярдов кузов тряхнуло и почти сразу же где-то позади нас грохнул взрыв. Я обернулся и увидел коричнево-черный дым, поднимающийся из жилого района, который мы только что покинули.
— Что это было?
Абу Саид свернул на тротуар и остановился. Он вышел из машины и оглянулся на дым.
— Бомба в машине, — сказал он, как ни в чем не бывало. — Опасно.
— Ни хрена себе.
Он вернулся в кабину, сгорбился над рулем, захлопнул дверцу и включил передачу.
— Ни хрена себе, хабиби.
Мы уже пробирались вверх по крутой узкой улице, которая прорезывала городской каньон на склоне холма, а затем слалолом шла вниз по другой стороне, проскальзывая между пешеходами и припаркованными автомобилями, когда пара пожарных машин, завывая сиренами и не обращая внимания на встречное движение, промчалась в противоположном направлении. Затем стал виден еще один, более крутой, холм. И, задымив радиатором, такси с хрипом подъехало ко входу в отель. Я дал Саиду Абу Саиду сто ливанских фунтов. Он поклонился и усмехнулся.
— Шукран, хабиби. Пусть у Вас будет хороший отдых — и мирный.
— Спасибо, — сказал я Абу.
Я наклонился, чтобы поднять свой багаж.
— Мне понадобится водитель на несколько дней. Ты свободен?
Он утвердительно кивнул.
— Триста американских долларов в день — и еще пятьдесят долларов каждый раз, когда мы пересекаем Зеленую линию под огнем.
Я протянул ему руку.
— Двести пятьдесят в день — и по пятьдесят, когда мы пересекаем Зеленую линию под огнем, не получив ни одного ранения.
Он рассмеялся.
— Сказано и сделано. Мне подождать тебя, хабиби?
— Нет, увидимся завтра в восемь утра. Сегодня я хочу устроиться, а потом пешочком пойду осматривать достопримечательности.
Я подхватил свои сумки, вошел в вестибюль «Коммодора» и бросил их на пол у регистрационной стойки.
Впереди и слева от себя я увидел уютный бар из красного винила и стеклянную дверь, ведущую к тому, что казалось двором и бассейном.
У «Коммодора» была международная репутация. Это была журналистская гостиница в стиле Старого света — рай для расходных счетов. Счета из бара оформлялись как «прачечная», счета из ресторана — «услуги телекса» или «междугороднего телефона». То же самое можно было проделать с золотом или драгоценностями — можно было их купить для гостей и вставить в счет за проживание. Даже винный погреб был знаменит: сомелье «Коммодора» мог поставить почти что угодно — лишь бы успели напечатать этикетку.
Я зарегистрировался, бросил свои сумки в обшарпанной комнате с окнами на задний двор, зашел в бар, выпил пару «Бомбеев» и отправился прогуляться.
Из «Коммодора» я вышел на Хамра-стрит, торговое сердце Западного Бейрута. Французские десантники с автоматами на шее патрулировали тротуары, прогуливаясь парочками. Их присутствие, должно быть, успокаивало: Хамра-стрит гудела. Машины и такси пронзительно сигналили непрерывной какофонией кошачьих воплей. Лавочки фаст-фуда оживленно торговали жареными цыплятами с хрустящей корочкой, шавермой и фалафелем.
Стойки с напитками выдавали фраппе. Лавочники, давным давно покинувшие свои лавки из-за бомбежек и обстрелов, выкладывали свои товары и занимались торговлей прямо на тротуаре.
Несмотря на мирную движуху, кучки молодых людей в джинсах, кожаных куртках и с не слишком хорошо спрятанным оружием слонялись поодаль от жилых домов и витрин магазинов, испуская те же самые флюиды, которые я ощущал, наблюдая за мистером Чарли в дельте Меконга более десяти лет назад. Я купил эклер в кондитерской и был поражен, увидев в подвале нечто похожее на фабрику по производству бомб, когда дверь подвала магазина приоткрылась. Обрывок информации встал на место. Бейрут был точно таким же, как Вьетнам, где мирная хижина часто скрывала вход в тайник с оружием в секретном туннеле под ней. Окай, ливанец — погибель тебе. Человек-Акула прибыл.