То, что я обнаружил, сделало меня еще более несчастным. Нас было шестеро. Каждый из нас выпустил по два магазина, на тридцать патронов каждый, в мишень размером шесть на восемь футов, которая двигалась со скоростью пять миль в час на расстоянии 120 футов (прим. 36м). Мы сделали 360 выстрелов. В мишени было ровно два пулевых отверстия.
Отделение было построено. Я просунул шариковую ручку в каждое отверстие.
— Так вот что может сделать хорошо обученный, чертовски мотивированный отряд убийц, когда постарается, верно? — прорычал я в сносной пародии на Эва Барретта.
Я позволил чувству вины проникнуть внутрь. Я посмотрел на удрученные лица.
— Ты разве не обучался в школе снайперов?
Я направил указательный палец в грудь Патча Уотсона.
— Разве ты не вешаешь чертов значок эксперта в меткой стрельбе на этот ходячий рекламный щит, который ты зовешь комбинезоном?
Он опустил голову от стыда.
— Да, сэр, энсин Рик.
Барретт во мне взял верх.
— Ну это не слишком хорошо, трах-тебядох, носить промундовывернутую клюзом медаль и прострелить в этом гребаном куске фанеры две чертовы несчастные дырки. Или я ошибаюсь, джентльмены?
Ответа не было.
— Парни — сказал я тихо, — это проблемы и статистика меня ни хрена не волнует.
Тишина.
— А теперь я скажу вам кое-что — мы все провалились. Я имею в виду, сколько раз я попал в цель? Итак, нам нужно решить одну проблему. Давайте разберемся — не слишком ли мы опережаем цель? Может быть, мы ее недостаточно ведем? Я хочу сказать, что это дает?
Мы сделали то, что было необходимо: мы тренировались снова и снова, и снова, пока не смогли изрешетить фанерную мишень, независимо от того, шла она со скоростью пять миль в час или пятнадцать. Мы практиковались в стрельбе группами по двое — помните о своем напарнике, и я говорил что вы увидите этот материал снова? — из замкнутого пространства, вроде замаскированной стрелковой ячейки или из-за деревьев. Каждый из нас научился стрелять в ограниченном пространстве, не засыпая своего соседа горячими гильзами.
Наши тренировки продолжались с осени до глубокой зимы. На Хеллоуин мы посетили деревню вьетконговцев в Кэмп-Лежене, где морпехи в черных пижамах с мультяшным азиатским акцентом, вооруженные АК-47, пытались играть с нами в «шалость или сладость». Морские пехотинцы никогда не должны играть в войну с SEAL. Мы выдали поддельным вьетконговцам наш собственный бренд «Прости-прощай, морпех», ловя их в мины-ловушки у их мин-ловушек, играя в прятки во время их учений с засадами и устраивая наши собственные тайные атаки на «защищенную» деревушку вьетконговцев. Все это было забавой, играми и карнавалом. Мы прошли пешком. Мы разбили лагерь. Мы постреляли по чертовым мишеням.
Когда у нас было время, мы вальсировали в Вирджинии-Бич, для полноконтактной драки в баре.
Пару слов здесь на этот счет. Я всегда считал, что быть бойцом SEAL, так же как и быть полузащитником НХЛ, требует определенного количества плотных агрессивных физических контактов с другими людьми. Некоторые со мной могут не согласиться. Но я нахожу, что есть что-то действительно полезное в том, чтобы встать спиной к спине с тем, кому ты доверяешь свою жизнь и вызвать всех желающих. Конечно, вы получите определенное количество придирок из-за этих неуправляемых действий. Но, в конечном итоге, я считаю, что польза перевешивает материальную ответственность. И, как офицера, моя самая важная работа состоит в том, чтобы добиться сплоченности подразделения, и нет лучших способов выстроить ее, чем поздно вечером, в баре, когда вы и пятеро ваших парней против всего остального мира.
Проповедь закончена.
В начале декабря мы всей толпой отправились в лазарет и обновили наши прививки. Мы еще нянчились с ноющими руками и задницами, когда офицер базы по правовым вопросам усадил нас и составил завещания и посмертные распоряжения для тех из нас, кто отправлялся за границу.
Потом пришли йомены из отдела кадров и рассказали нам о дополнительном страховании и пособиях на случай смерти, на которые мы могли бы подписаться и мы договорились, что наши чеки будут переводиться непосредственно на наши текущие счета.
Это не было ерундой. Это было серьезными вещами. Мои дети, Ричи, которому было три года и маленькая Кэти — я называл ее Кэт — которая родилась 5 июля, меньше чем полгода до того, были слишком малы, чтобы понять, что происходит, но моя жена, Кэти Энн, знала, и она — как и другие жены бойцов SEAL – была встревожена. Она не нервничала каждый раз, как я выпрыгивал из самолета или нырял. Ей было наплевать, что я, как боец SEAL, пять из шести предыдущих месяцев отсутствовал на тренировках. А теперь мысль о том, что я проведу шесть месяцев во Вьетнаме с сердитыми маленькими желтыми людьми, стреляющими в меня, ее совсем не радовала. Хотя я и понимал ее опасения, но не мог принять их. Война была тем, чему я учился с тех пор, как присоединился к отряду, и ничто не могло удержать меня от боя.