Дальше все было как в тумане. Вырвавшись вперед, я бежал зигзагом, а в голове билась только одна мысль: "Назад - нельзя". Налетев на своего геоманта, я одним сильным замахом перерубил посох, которым он закрывался, и разворотил ему голову. Развернувшись, увидел, как Душитель, отмахиваясь своим здоровенным двуручником, рычит, тесня сержанта. Двое, расправившиеся со своим геомантом, стоят растерявшись, не зная, что дальше делать. Мой напарник, добежав, пинал тушу убитого мной гнолла и явно был в неадеквате. Про меч в руке он, казалось, забыл. Потом его взгляд обрел на миг осмысленное выражение, он увидел здоровенную псину и рванул к нему, подняв руку с мечом высоко для удара. Душитель же, видимо заметив новую опасность. в этот момент отбил мечом выпад сержанта, пнул его ногой, от чего тот отступил на пару шагов, и молниеносно развернувшись, насадил крикуна на свой двуручник, как шашлык на шампур. Крик захлебнулся, Душитель выдернул из груди воина меч, слегка крутнувшись на месте, и тут же сделал подшаг к сержанту. Я не нашел ничего лучше, как безмолвно подбежать к главарю гноллов и упал к нему под ноги. Тот, делая шаг назад, перецепившись через меня, упал. Выкатившись из-под туши, и отбросив в сторону мешающийся щит, я ударил мечом по руке, практически ее отрубив.
- Живым! Сказано брать живым! - раздался крик сержанта. Отпрыгнув от зажавшего обрубок руки гнолла, я обессиленно опустился на траву. Адреналин уходил из крови, оставляя лишь неимоверную усталость и отупение.
Душитель, рыча и скуля от боли, перетягивал себе кисть жгутом, кинутым ему сержантом. Я сидел, уставившись в одну точку, практически не моргая. Еще двух воинов, оставшихся в живых, рвало недалеко рядом в кустах.
- Молодец. - Хлопнул меня по плечу сержант. - Два геоманта чисто твои. Да и с псиной ты здорово помог. Будет с тебя толк. А вы чего стояли, обезьяньи выкидыши? Ни на что не годные куски дерьма! - сержант сплюнул, и достал веревку.
Все, что я мог - лишь помычать. Поднявшись на ноги, и шатаясь, как пьяный, я с ненавистью глядел на Душителя, понимая, что первый день вылазки мог стать для меня последним, и я так же, как те семеро, мог лежать сейчас в траве. Связав главаря гноллов, мы двинулись обратно. Не дойдя до Златоземья, к нам выехал конный отряд латников со знакомым лейтенантом во главе.
- Стой! - рявкнул сержант. - Задача выполнена, господин лейтенант! Спровождаем заключенного в...
- Дальше мы поведем его сами. - Прервал офицер доклад. - Возвращайтесь в расположение.
- Но. господин... - начал было сержант.
- Я сказал! Дальше мы сами! - рявкнул лейтенант, и подал знак двоим из латников.
Те, приблизившись, бесцеремонно растолкали нас лошадьми, и отобрав концы веревок, процессия двинулась в сторону Штормграда.
- Вот же мразь... - невидящим взглядом посмотрев им вслед, тихо выдохнул сержант. - Ладно, сочтемся еще. Двинули.
Весь оставшийся кусок дня нас не трогали. Сослуживцы со страхом смотрели в нашу сторону, и старались лишний раз не подходить. В столовой, дополнительно к еде, мы получили по бутылю местного пива, и напившись в хлам, вырубились прямо в казарме, едва успев доползти до коек. Утром, на построении, мы узнали, что ночью из расположения дезертировали пятеро. Нам показали их тела, висевшие на виселице в назидание оставшимся. На следующий день дезертировали еще трое, и одному удалось уйти. Остальных - просто зарубили. Из всего набора, а это сотня новобранцев, через три месяца осталось чуть больше восьми десятков, и тут мне по-настоящему стало страшно.
Та пара, которая выжила вместе со мной, оказалсь в числе первых дезертиров. Так что из того десятка, выходившего на первое патрулирование, остался лишь я один. Ту дерьмовую кольчугу, а так же щит с мечом заменили на плохонькие сине-белые латы, потертый каплевидный щит и выдали более-менее приличный прямой одноручник. Понимая, что от всего этого теперь будет зависеть моя жизнь, я выделял все свободное время и деньги на содержание оружия и брони в состоянии, близком к идеальному. Меч я каждый вечер точил и правил, и через пару недель им можно было порезаться. Сержант, глядя на то, как я ухаживаю за оружием и броней, только глухо бурчал что-то в усы, и увеличил мне нагрузку втрое. Вскоре ко мне присоединились еще четвро бойцов, так же прошедших боевое крещение, правда, с обычными разбойниками, и так же укомплектованных, и мы начали ходить в патрули, курсируя между Златоземьем и Штормградом или двигаясь вдоль каменных стен столицы. С напарниками я не знакомился, смысла не видел: через два дня, обходя стену, мы наткнулись на крупный отряд разбойников, и в стычке с ними потеряли троих. Тел разбойников потом насчитали двенадцать, но облегчения это не приносило: я с оставшимся в живых напарником еле доползли до казарм. Досталось нам изрядно, отлеживаться в лазарете пришлось долго: ни жрецов, ни друидов новобранцам не полагалось, так как текучка была неимоверная. За следующий месяц нас в строю осталось лишь чуть меньше полусотни. Остальные погибли, кто добивая разрозненные стаи гноллов, кто ловя разбойников... Сержант шипел и плевался, кляня нас на чем свет стоит. Нас латали, в особо тяжелых случаях просто добивали. Еще через месяц осталось всего два десятка. Итого, за почти четыре месяца, сотня пришедших уменьшилась впятеро: кто дезертировал, кого убили... Оставшиеся более-менее притерлись друг к другу. Я же продолжал оставатсья одиночкой, ни на кого не надеясь, ни с кем не знакомясь. Изредка меня пытались разговорить сослуживцы, однако я молчал, точил меч и на разговоры не реагировал. Так мало-помалу все и остали, обозвав меня Одиночкой.
- Стриб, надо поговорить. Сержант тихо подошел ко мне, и опустился рядом. Я отложил тряпку и точило, придирчиво осмотрел лезвие и засунул его в ножны.
- О тебе в отряде судачат, что ты ни с кем дружбы не завел. Нос воротишь, мол.
- О чем с ними говорить? С кем дружить? - я повернулся к сержанту. - Они нежить, сегодня один, завтра другой в могилу отправятся. Я их запоминать не успеваю. Они жить не хотят. - Я бросил ветку в костер, возле которого сидел.
- А ты? - сержант смотрел мне прямо в глаза.
- А я каждый день думаю о том, как выжить. - Отведя взгляд, сгорбился, обнял руками колени и уставился на огонь.
Сначала я пытался провести параллели с тем Азеротом, который я помнил. играя. Потом забил: общего было только название. Что совпадало - это, как насмешка, путь героя человеческого рода, начиная с песочницы. В остальном на канон можно было наплевать.
Так мы сидели с сержантом, глядели на костер, подкидывая ветки, и молчали. Как вдруг тишину и сонный гул лагеря нарушил топот копыт и заполошный крик:
- Тревога! Тревога! Заключенные пытаются сбежать из тюрьмы! Тревога! - Топот развернулся, и кричавший поскакал обратно.
- Подразделение, подъе-е-ем! - Зычно проорал сержант, вскочив на ноги.
Тишину как ветром сдуло, народ выскакивал из палаток, матерясь и облачаясь на ходу. Я же, поскольку практически и спал в латах, только подтянул ремни, закинул на спину щит, прицепил к поясу лежавшие рядом ножны с мечом и отправился к уже выстраивавшейся колонне.
Возле входа ярко горели факелы, собравшаяся стража с магами стояла полукругом, глядя на дверь. Наши две десятки, едва подойдя, были встречены жутким матом на мотив "где нас так долго носило", и вперед выступил один из магов.
- Там лейтенант, с чиновником из магистрата. Они были на допросе, сейчас что с ними - неизвестно. Вы зайдете, сделаете что хотите, чтобы они целыми выбрались обратно. Потом уничтожите там всех. Это понятно? - Он высокомерно посмотрел на нас, и повторил:
- Господина лейтенанта и чиновника. Живыми и невредимыми наверх. Вам ясно, смертники?