…Миг спустя маленькая свинцовая гирька клюнула седобородого в висок, и воин, разом замолчав, мешком повалился из седла.
Не медля ни секунды, Рэлек дёрнул к себе тонкий шнурок из конского волоса, поймал левой рукой вернувшееся гасило, а правую сунул под плащ. Рукоять сабли сама легла в ладонь — удобно легла, привычно. Резко выпрямив ноги, он нырнул через костёр и кувырнулся под брюхо испуганно всхрапнувшей лошади. Над его головой яростно крикнул что-то неразборчивое степняк, зло зашипела вытягиваемая из ножен сталь. Рэлек почти наугад ткнул клинком вверх — в мягкое подбрюшье животного. От рывка саблю едва не вывернуло из руки. Лошадь даже не заржала — взвизгнула от боли, вставая на дыбы. Всадник, не сумев удержаться, описал в воздухе длинную красивую дугу и с шумом грянулся оземь. Добре грянулся — небось, не сразу вскочит, подарит несколько драгоценных секунд.
— А-а-а!.. — третий дозорный, придя в себя от неожиданности, тоже схватился за саблю. Стоял бы подальше — потянулся бы к луку, турги не зря славятся как стрелки. Одновременно степняк попытался развернуть коня, чтобы удобнее было рубить с седла. Рэлек, не дожидаясь чужой атаки, напал сам: прыгнул обратно через костёр и снова взмахнул левой рукой. Гирька вылетела из его пальцев, и гасило загудело в воздухе, описывая стремительную дугу. Тург качнулся влево, пытаясь уклониться, но опоздал — свинцовая «капля» звучно лязгнула об узорчатый нащёчник. Силы удара хватило, чтобы парень повалился из седла, но хорошенько оглушить его, увы, не получилось. Перекатившись по земле, он тут же вскочил, и в руке его блеснула не обронённая сабля. Товарищ степняка, сброшенный раненой лошадью, тоже уже поднимался, хотя и с трудом.
Дать врагу оправиться и подобрать оружие — это для благородных дураков. А пробовать объясниться, когда тебя не желают слушать — это просто для дураков. Любого происхождения.
Рэлек прыгнул к тургу, и сталь зазвенела, столкнувшись со сталью.
— Труп! — яростно крикнул степняк, ловко отбивая чужой выпад. И тут же рубанул сам, целя в незащищённую голову противника. Рэлек парировать не стал. В последний момент уклонился, едва не оставшись без носа, и хладнокровно резанул снизу вверх — наискось в подмышку. Тург выпучил глаза, всхлипнул и рухнул лицом в цветущий вереск.
— А-ар-р-р-рх! — последний оставшийся на ногах степняк, зарычав по-волчьи, двинулся впёред. Ногу он заметно подволакивал, при каждом шаге лицо его искажала гримаса боли, но решимости разделаться с проклятым чужаком воину Пустошей было не занимать… пусть даже одним только кинжалом вместо улетевшей куда-то сабли.
Свинцовая гирька звучно хлопнула его в лоб чуть повыше переносицы. Взмахнув руками, воин выпустил оружие из ослабевших пальцев и опрокинулся на спину. Второй раз уже не встал, и Рэлек не стал проверять, дышит ли. Бил он без пощады, как учили когда-то, как сам давно привык. Выдержала крепкая кость степняка — его воинское счастье, не выдержала — авось, найдётся кому предать тело земле или огню. Сам Рэлек заботиться о врагах не собирался. Ни о живых, ни о мёртвых.
Подняв кан, он отхлебнул из него обжигающий душистый отвар. Бегло оглядел поле битвы и сделал ещё глоток. Чем быстрее он покинет это место, тем лучше. Беда без радости не приходит: теперь, по крайней мере, ему не придется топтать пятки до порубежья. Две из трёх лошадей ускакали, но конь седобородого остался. Он переступал ногами возле лежащего ничком турга, испуганно косился на Рэлека и храпел. Но не убегал. Хороший конь, обученный. Раненого хозяина не покинет и просто так в чужие руки не дастся. Ничего, можно и с таким совладать, коли знаешь как. Рэлек знал. И сутки пешего шага до границы Пустошей в его воображении уже свернулись в клубок нескольких часов умеренно быстрой рыси.
Лес — он всё-таки лучше степи. Не беритесь доказывать это коренному жителю бескрайних равнин, но сами рассудите: разве же голая степь сравнится с самой захудалой и маленькой рощицей? С местом, где можно укрыться от жары, где журчит меж древесных корней тоненький холодный ручеёк и поёт на ветке весёлая пичуга. Тому, кто родился и вырос среди еловых шатров и сосновой колоннады, ни к чему столь почитаемый степняками «вольный простор». От воли той только голова идёт кругом и глаза слезятся под солнцем, а на зубах скрипит непривычно сухая и мелкая пыль. И что, скажите на милость, может быть хорошего в пыли?
Рэлек свернул с дороги и устроил себе привал. Нет, усталости он не ощущал, просто невозможно оказалось пройти мимо этого дерева. Могучий чёрный ствол, кора грубая и твёрдая, как камень; листья округлые, плотные и широкие, целиком закрывающие ладонь. Под тёмной развесистой кроной ни ливень, ни полуденный зной не помеха, а в развилке между мощных ветвей можно устроиться на ночь, не боясь из-за малейшего неловкого движения оказаться на земле… Дуб. Он семь лет не видел ни одного дуба. И как, спрашивается, пройти мимо столетнего красавца, которого даже проложенная людьми дорога почтительно огибает стороной?