— Как же, испугаешь его! — Коробин усмехнулся, по-прежнему не сводя взгляда с бледной омертвелой ноги, она раздражала, мешала сосредоточиться. — Он всем недоволен — и председателем и райкомом, и на нас он плюет, потому что для него не существует никаких авторитетов.
— На кого же нам обижаться, если мы не стали для него авторитетны? — спросил Бахолдин и утомленно закрыл глаза. — Просто для него, наверное, авторитет и должность не одно и то же…
Поймав один из довольно откровенных взглядов Коровина, Бахолдин втянул ногу под одеяло. Разговаривая, он так ослабел, что стал забываться в легкой дреме. Наконец, замолчав на какое-то мгновение, дрогнул всем лицом, и серые бескровные губы его остались полураскрытыми.
Коробин снова оказался наедине с самим собой, Пробатов вошел стремительно, шумно, внося с улицы волну свежего воздуха, и, не раздеваясь, прошагал к кровати.
— Здорово, старина! — глуховато и мягко проговорил он, и не успел Бахол-дин прошептать что-то вроде приветствия, как секретарь обкома наклонился и поцеловал его. — Ты что это надумал, а?
Алексея Макаровича будто обрызнули живой водой, он снова попытался приподняться, и Пробатов, заметив эти бесполезные усилия, легко обхватил его за плечи, помог сесть, засунул ему за спину подушку. Казалось, он только теперь обнаружил, что стоит около кровати в пальто и шляпе, и смущенно попятился.
— Ты уж извини…
Он поискал глазами вешалку и, не найдя ее, бросил пальто на стоявший поблизости стул, а шляпу швырнул, как мальчишка, па ветвистые оленьи рога над дверью, и она там зацепилась. Молча пожав руку Коробииу, не сводившему с него удивленных глаз, Пробатов вытащил из-под кровати самодельную скамеечку, присел на нее и опустил свою большую, сильную руку на костлявый бахолдин-ский кулачок, который скрылся весь под этой могучей пятерней.
Коробин впервые встречался с Пробатовым в обыденной домашней обстановке. На двух или трех совещаниях и активах, где ему приходилось присутствовать, он наблюдал за ним лишь издали.
— Ну, что говорят врачи? — спрашивал Пробатов, с улыбчивой приветливостью глядя на исхудалое, изможденное лицо товарища и не отпуская его руки.
— Дело, Иван Фомич, голубчик, не в лекарях, — тихо отозвался Алексей Макарович, и на губы его пробилось подобие жалостной усмешки. — Вся машина поизносилась, по частям разваливается…
— А мы ее починим, капитальный ремонт сделаем! — с преувеличенной бодростью сказал Пробатов.
— Если бы среди запчастей сердчишки попадались, тогда куда ни шло, можно было бы попробовать, а так обманывать себя нечего — списывай меня в утиль и заменяй меня вон молодыми кадрами! — Бахолдин шевельнул свободной рукой в сторону Коробина.
— С запчастями у нас в области неважнецки, сам знаешь, но для тебя мы постараемся, — весело отвечал секретарь обкома. — Если мы таких, как ты, будем списывать в расход, то недолго разбазарить все свои накопления!..
Коробину казалось, что Пробатов сознательно ведет разгозор в таком нарочито бодром тоне, который скорее был свойствен врачу, чем партийному работнику. Да и сам Пробатов в этой обстановке выглядел вызывающе здоровым, несмотря на седину, почти молодым со своим румяным, энергичным лицом, жизнерадостной улыбкой, сильными руками, всей полноватой и ладной фигурой.
Но эта наигранная веселость не могла обмануть Коробина. Он считал, что Пробатов приехал убедиться только в одном — сможет ли Бахолдин и дальше руководить районом или пришла пора подумать о его замене. Поэтому понятно было его желание как-то смягчить силу удара, который неминуемо должен был обрушиться на старика. Ведь его нужно было морально подготовить и внушить ему хотя бы слабое утешение, что он не останется в одиночестве и по-прежнему будет кому-то нужен.
С той минуты, как секретарь обкома вошел, Коробин стоял все в той же несколько скованной позе и, глядя в аккуратно подстриженный затылок Пробатова, молчаливо наблюдал за ним.
Его начинало слегка беспокоить явное невнимание секретаря обкома, который пока, не проявлял никакого интереса ни к работе райкома, ни к нему лично. Неужели он опять все оставит в той же мучительной неопределенности?
В эту минуту Пробатов круто, всем корпусом обернулся к нему, и Коробин замер в напряженном ожидании.
— Что там у вас происходит в Черемшанке, Сергей Яковлевич?
Коробин отвечал спокойно, без запинки, долго не раздумывая, чтобы у секретаря обкома не сложилось впечатление, что он знает обо всем понаслышке.