— Колхоз нас ни разу не подводил, все задания выполнял одним из первых, а Лузгин, хотя звезд с неба и не хватает, однако в спину его подталкивать не приходится.
Пробатов качнул головой.
— А чего же добиваются те, кто недоволен им? Просто хотят заменить его кем-то другим? Но почему? Не выносят его требовательности или по иной причине? И что это за люди, которые заботятся только о своем, а о колхозном забывают, — все они лодыри или есть среди них работящие, честные колхозники?
— Всякие, — неопределенно ответил Коробин, досадуя, что с каждым новым вопросом он чувствует себя все менее уверенно.
— Ну конкретно, вот этот Егор Дымшаков, которого вы считаете заводилой во всех нездоровых явлениях, он что — пьет, дебоширит, не выходит на работу?
— К сожалению, этого про него сказать нельзя…
— Почему «к сожалению»?
— Простите. — Коробин покраснел до ушей, опасаясь, что своей обмолвкой может навредить себе больше, чем это в состоянии сделать его недруги. — Я не совсем удачно выразился… Но Дымшакова вы напрасно слушали, Иван Фомич! Первый крикун на всех собраниях! Один раз, когда я там проводил совещание, он почти что сорвал его и увлек за собой отсталые элементы!..
— Почему же вы считаете, что оно сорвалось по его вине, если вы сами там присутствовали? — спросил Пробатов, и Коробин, по достоинству оценив этот тяжелый упрек, не нашелся, что ответить.
— Он ведь коммунист, Дымшаков-то, — тихо проговорил все время молчавший Бахолдин, и секретарь обкома, похоже, был благодарен ему за эту подсказку. — Я его давно знаю, еще когда приют здесь сколачивал… Мужик он неровный и даже злой, по в нем есть что-то настоящее…
«Лежал бы лучше и не ввязывался не в свое дело, старый гуманист! — с вспыхнувшей вдруг неприязнью подумал Коробин. — Вот попробуй докажи этому партийному деятелю, что на его либеральных принципах далеко не уедешь, если не будешь достаточно требователен».
Упираясь руками в колени, Пробатов поднялся, неторопливо, лавируя среди нагромождения вещей, прошел к окну, постоял, вглядываясь в скопившуюся в проулке синеву сумерек, побарабанил пальцами по подоконнику.
— Скажите, Сергей Яковлевич, — неожиданно спросил он. — Вам тяжело работать?
Коробин вспыхнул и с минуту молчал, не в силах справиться с охватившим его волнением.
— Как я работаю — об этом лучше всего судить вам, Иван Фомич… Мне кажется, что я пока справляюсь со своими обязанностями, хотя мне и приходится тянуть за двоих!
Ему уже казалось, что он говорит неубедительно и, главное, зря, потому что если секретарь обкома начал сомневаться в его способностях возглавить район, то любые слова бессильны и бесполезны.
Пробатов обернулся, и Коробин увидел на его лице смущеннуюую и грустную улыбку. — Вы не так меня поняли! — как бы извиняясь, что огорчил молодого работника, тихо сказал Пробатов. — Мне хотелось знать, бывает ли и вам тяжело? Мне, например, бывает… И почему-то думается, что дальше будет еще сложнее и труднее, хотя некоторые товарищи считают, что все пойдет само собой, раз мы имеем такие замечательные решения. Но ведь чтобы их выполнить, нам нужно, по-моему, что-то понять заново…
У Коровина сразу отлегло от сердца, он слушал секретаря обкома с радостной готовностью, еле сдерживая просившуюся на губы улыбку. Вот струхнул, ни к черту стали нервишки!
— Сколько коммунистов в Черемшанке?
— Партийная организация там небольшая, всего двенадцать человек. — Коробин отвечал с прежней четкостью и деловитостью. — Мы, конечно, понимаем, что тут у нас есть известная недоработка, для такого колхоза это маловато, но как-то вроде не намечаются подходящие кандидатуры.
— Просто вы, видимо, недостаточно хорошо знаете людей, — с оттенком непонятной грусти заметил Пробатов. — Вот и вся, как вы говорите, недоработка! Старая и затяжная наша болезнь… — Он помолчал, словно прислушиваясь к чему-то в себе. — Независимо от того, захотят ли объединиться Черемшанка с Заречьем, нам нужно создать там боевую и сильную организацию, может быть, сделать ее территориальной, влить туда учителей, рабочих с маслозавода, а главное — искать, искать новых людей!
— Мы подумаем над всем этим, Иван Фомич, — пообещал Коробин. — Вплотную этим займемся…
— А с колхозом разберитесь хорошенько… Если бы моего вмешательства было достаточно, чтобы все выправить там, я бы, не задумываясь, остался в Черемшанке на день, а то и больше. Но мне кажется, что у недовольства, которое там бродит, более глубокие корни… Я не хотел бы и вас лишать ответственности за все, что происходит в колхозе, — пора учиться всем работать без мелкой опеки!..