Вот он-то, сказавший эти слова безымянный человек, и есть, по-моему, настоящий виновник войны.
Вдумайтесь: ОНИ ВСЕГДА ТАКИМИ БЫЛИ! (Одно слово опустим как эмоцию). Вот где корень, вот где исток!
А возможно, это я сам, живший тогда в Заовражье — а жить в обществе и быть свободным от общества нельзя, — произнес эту фразу сгоряча, а может, и не сгоряча, а просто так, мимоходом, принимая от земляка стаканчик. Само сказалось. Не помню. Не ручаюсь.
Война была уже близко.
И она началась.
Но поначалу ее как-то даже никто не заметил.
18. Брожения
Лето было знойное, засушливое.
Андрей Ильич и Алена после Тямы радовались уже дочке — конечно же, назвали Аленой. Красивенькая, здоровенькая, как огурчик.
Лето марило.
Муторно было отчего-то на душе у полынцев, и они все шарили глазами по сторонам, ища причины муторности.
Павел Сусоев мучается бессонницей в молодом возрасте, тоска сдавила сердце, он хочет понять, что ему надо?
Вина?
Возьмет вина, пьет на чердаке родимого дома, бросая бутылки вниз на бранящуюся мать и внушающего отца. Потом спит. Проснется: нет, не помогло вино.
Женщину хочется?
Высунется из слухового окошка, увидит соседскую Аленку. Тринадцатилетняя Аленка в веснушках и цыпках.
— Иди сюда! — зовет ее.
— В паровозики играть?
— А то!
— Ладно...
Взбирается по лестнице. Сусоев протирает пыльное большое зеркало, треснутое, давно уже стоящее на чердаке, они пристроятся возле зеркала, чтобы видно, и с интересом смотрят на свои движения. После оба сразу заскучают, она осторожно слезает с чердака по лестнице, упрашивая:
— Пашка, не надо!
Но Павел проделывает одну и ту же шутку: когда Аленка на середине лестницы, он отбрасывает лестницу, и Аленка летит с матюгами в крапиву.
Нет, и это не то.
Или, пожалуй, пойти Леню Заведеева побить, за которого его майор Лычко высек, верней, за его Таню?
Павел идет искать Леню Заведеева.
Находит, бьет.
Мимо проходил Александр Бледнов.
Он сказал:
— Парковским у нас делать нечего.
— А тебя спросили?
— Тогда получай!
Сусоев получил от Бледнова и побежал к своим, нарушая планы Василия Венца о солидарности парковских и Заовражья. Он собрал восемнадцать человек парковских (парней от шести до сорока трех лет) — и побежали ловить Бледнова. Но и Бледнов собрал своих.
Победили заовражные, погнали парковских в парк.
Появился майор Лычко.
Сусоев как вдруг бросится на него. За ним — и парковские. И вдруг — и заовражные, как на общего врага.
Лычко, отстреливаясь в воздух из табельного пистолета, отступил.
Тогда Сусоев и Бледнов помирились и решили навести в Городе порядок (и это уже в полном соответствии с планами Венца).
Они вошли в Город поздно вечером и били кого попало.
Вася же в это время проводил сам с собою трехдневные воинские учения на тему: бой в пересеченной местности.
Он прервал учения, прочитав приказ перед строем, собрал своих и побежал в Заовражье.
Так и бегали неделю туда и обратно.
Но такое бывало каждый год, это еще не война. Война получилась из-за той же политики, чтоб ей, холере!
Уездный управитель Ялов, зачитав доклад о криминальной обстановке, взял и объявил Заовражье на осадном положении, а городских назвал боевиками, сказав, что руководит ими тайно городская управа.
У деревянного моста поставили шлагбаум, никого не впускали и не выпускали.
У железнодорожного моста тоже выставили пост, чтобы никто не прошел по рельсам.
Свой край оврага обнесли флешами и фашинами, он стал неприступен, хоть и раньше не заберешься. На реке подняли со дна старый, затонувший еще в пору судоходства буксир, развернули поперек, загородили реку.
Многие настолько устали ждать страшного, что хотелось уже самим сделать что-то страшное, чтобы было уж не так страшно.
Меж тем Аленина Пр-сть оказалась как бы на нейтральной территории. И вот Бледнов решил захватить Аленину Пр-сть, жениться на Алене и драться уже не за просто так, а за семью, за кровное и личное. Об Андрее Ильиче он как-то совсем забыл. Он помнил только, что Алена ему изменила.
19. Двойная осада
Но и Василий Венец понимал, что тот, кто захватит дом Алены, получит форпост. Он собрал войско. Он радовался, что его военная цель совпадает с любовным интересом к Алене: не одного же кровожадия ради люди живут. А об Андрее Ильиче он, как и Бледнов, тоже начисто забыл.
И вот однажды вечером два отряда с двух сторон одновременно подошли к Алениной Пр-сти.
С двух сторон в забор полетели камни, куски деревьев, железки. Стали наводить мосты через ров.
Алена металась по двору, прижав к себе детей, и кричала мужу:
— Чего стоишь?
Она кричала не попусту: кроме одноствольной двустволки у Андрея Ильича были теперь еще малокалиберные винтовки, которые Алена заставила его унести из школы для обороны — и оказалась дальновидной.
— Не могу! — чуть не плача кричал Андрей. — Не могу стрелять в людей! В народ! Мешает!
— Что тебе мешает?
— Русская литература!
— Так тебя растак со всей русской литературой! Пугани хоть поверху!
Он пуганул.
Нападающие сгоряча не поняли.
Он выстрелил еще раз.
Нападающие задумались.
Войдя во вкус, Андрей Ильич выбрал цель: дикую курицу, бродящую за забором средь полыни, и попал в нее. Курица закричала, забила крыльями, ей было больно, хотя она и не умерла. Многие полынцы впервые видели действие огнестрельного оружия на живое существо, хотя топорами курам головы рубил чуть не каждый. Они ужаснулись и разбежались.
Полководцы не горевали. Бледнов оттяжку событий принял как испытание, а Венец именно затяжную войну считал настоящей.
Требовалось теперь мобилизовать людей и копить силы.
И другое.
20. Выбор
Ялов придумал: паспортный контроль. Следовало отделить настоящих заовражных от других. Настоящим считался тот, кто поселился здесь до 38 года, а также их дети и внуки. Все, кто потом, будут постепенно натурализованы или пускай идут в Город, или на все четыре стороны.
Объявлена была тяга к родному наречию. Говорить и писать: тялок, тялега, мятель, дяревня.
Временно открыли мост, в Город потянулись беженцы с Заовражья, в Заовражье перешло несколько репатриантов.
Некоторые семьи оказались смешанные: муж из заовражных, жена городская и наоборот.
Заовражные не захотели таких признать своими. Городские тоже их к себе не пускали. Они столпились на нейтральной территории у Алениной Пр-сти, не зная, как быть.
Тогда Андрей Ильич опустил мост и впустил их. Они стали жить во дворе Андрея Ильича.
Константин Сергеев, коренной заовражный, был лишен доступа к своей газете. Тогда он начал издавать на пишущей машинке газету-листовку «Родныя мяста». Он ощутил наконец полный смысл жизни. Он призывал к стойкости.