Наш старший военфельдшер воевал с этой "залётной" инфекцией достаточно просто. Вкалывал страдальцу в задницу пару кубиков молока. Дальше у закаченной в тело жидкости начиналось брожение. Температура у бойца поднималась до сорока и выше. При такой температуре тела никакие бактерии уже не могли выжить.
А на следующем этапе эскулап уже боролся и лечил сам гнойник на пятой точке. Достаточно изуверская метода, но других вариантов у нас не было.
Сифилис…
Если же определялся сифилитик, то его срочно забирали и выводили из всех видов довольствия. Это означало одно, что мы его больше никогда не увидим.
Поговаривали, что для таких больных были созданы спецлагеря. Там их уже никто не лечил. Для них был только один путь в штрафбат, или штурмовую роту на погибель.
Нет человека, нет болезни.
Однако, скажу вам, что…
Когда диагноз "сифилис" был налицо и становился приговором, пройдохи от медицины предлагали достаточно "мутную" панацею. Не за просто так, конечно же. Весьма эффективный способ лечения был парами ртути!
В этом случае на голову несчастного страдальца надевался герметичный колпак, под который запускалось "лекарство".
Сифилис излечивался моментально.
Другое дело, сколь долго жили пациенты после такого "лечения"? Об этом "врачи" умалчивали.
В то время все жили от приказа до приказа.
От боя до боя.
От атаки до атаки.
…Утром стали поступать раненные. Их размещали на открытой поляне. Просто на сырой осенней земле. Санитары подбрасывали под неподвижные тела лапники хвойника. Кому-то везло больше. В лучшем случае, их размещали на носилках.
Врачей не было видно и перевязками, никто не занимался.
На краю поляны в деревянной заимке стоял шум, гам и хохот. Это начальник медсанбата, полковой комиссар и некоторые избранные врачи мертвецки пьяные отмечали праздник революции.
Перед ними стояло ведро спирта. Эти залившие шары, ужравшиеся в дупель животные ничего не в состоянии были воспринимать, а тем более правильно организовать работу медсанбата.
Пилот фашистского «Мессершмитта-110», разглядевший среди деревьев раненых красноармейцев, прилетал трижды на дню. Видимо, выполнив лётное задание, летчик развлекался для себя. Жизни радовался, подлец.
«На бреющем полёте, он высовывался из фонаря кабины и строчил вниз из автомата. Было видно, что магазин для патронов круглый.
Лётчик куражился, смеялся и убивал раненых из нашего же автомата ППШ.
…Но к вечеру сильно похолодало, и пошёл сильный дождь. Вода из болота подтопила поляну, образовались глубокие лужи.
Выжившие после обстрела немецким лётчиком раненые захлёбывались и умирали от переохлаждения. Тихо и не заметно. Молча, вздрагивали, вытягивались и замерзали. А до спасения им было рукой подать.
Рядышком оно было, спасение и, возможно, жизнь. Только была она сегодня к ним равнодушной, безразличной и беспощадно пьяной.
А через месяц, командир медсанбата был награждён орденом «За отличную работу и заботу о раненых».
Приказ о награждении подписал и представил в штаб дивизии полковой комиссар, коммунист Лукьянов.
166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк, 2 миномётная рота.
Командир 3 миномётного взвода, лейтенант Иван Петрович Щербаков (1923 г.р.)