Она повернула меня и поставила туда, где я должен был стоять.
— Бекка, детка. У меня уже трясутся руки.
Я сделал несколько вдохов и начал хлестать его, борясь с собой. Через гнев, что угодно. Но все, о чем я мог думать, это о том, как он спас мою жизнь от волков. Как он ослушался, и получил наказание. Единственное, что помогало мне продолжать, — это думать, что он, должно быть, мазохист. Никто не делал этого дерьма, не будучи гребаным мазохистом. Это должно было сыграть свою роль. Так что, если Проповедник действительно был мазохистом, я, в некотором роде, оказывал ему услугу.
Несмотря на это, к тому времени, когда я закончил, я был реально измотан. Уничтожен. Стоял на коленях, борясь с лавиной необъяснимых эмоций. Я чувствовал себя таким… грязным за то, что я только что сделал. Это было неправильно. Бить невинного человека. Потому что он спас мне жизнь. Блять.
Я слышал, как Проповедник несколько раз напряженно вздохнул, направляясь в лес, Бекка следовала за ним. Тара опустилась на колени рядом со мной и обняла меня за плечи. Я повернулся к ней, не заботясь о том, где я был, и кто наблюдал за нами. Я повернулся к ней, уткнувшись лицом ей в грудь, напротив ее безупречного милого сердца.
— Ш-ш-ш, ты в порядке.
Ее слова добили меня, я сломался и заплакал, как ребенок.
— Я знаю, я понимаю, — ворковала она.
У меня не было слов. Ничего. У меня не было ничего, кроме душевной боли. Горькой, жгучей, душевной боли. И я не был до конца уверен, почему.
Глава 16
— Мы проведем последнюю ночь здесь? — Стив уставился в окно и разглядывал экстравагантный отель через окно, словно ребенок.
— Да. Роскошь в последнюю ночь, — сказал Проповедник.
— И душ. — Бекка издала легкий радостный стон, который привлек внимание Проповедника, и он наклонился для поцелуя.
Я знал эту потребность и этот звук. Образы нас с Тарой в душе, на кровати, на туалетном столике, она издает свои сладкие звуки, пронизывали мое тело. Господи Иисусе, я, блять, не мог дождаться.
Проповедник вытянул ногу и посмотрел на меня.
— Кстати, я только что узнал, что завтра мы встретимся с участниками финального раунда.
Низкий рокот в его голосе содержал что-то, чего я не понимал. Как будто у него была причина рассказать мне, но я не был уверен, почему.
— Сколько осталось команд? — спросила Тара.
— Семь. — Голос Проповедника был мрачным. — Пять из семи проходят дальше.
— Ты можешь поверить, что мы прошли так далеко? — сказала Тара мне.
— Вы же знаете, что победитель может быть только один, верно? — Проповедник посмотрел на нас с намеком на сочувствие.
— Хм, да, — сказала Тара. — Миллион долларов — это большие деньги, Проповедник. Я не против поделиться.
Он медленно улыбнулся, за чем последовал глубокий раскат непринужденного смеха. — Что ж, приятно это слышать, мисс Тара. Но я возражаю.
Она торжественно кивнула.
— Я могу понять.
Как и я. На самом деле, услышав его историю, я почувствовал себя так, словно мы играли против деревни голодающих детей. Картина, которую он нарисовал, запечатлелась в моем сознании, будто я стоял с ним в той маленькой комнате, когда он впервые встретил их. Чувствовала ли Тара то же самое? Тот факт, что она упомянула о дележке, сказал мне, что так и было, и она уже планировала поделиться, если мы выиграем. Боже, я хотел трахнуть ее за это. Сладкий ангел.
Мы зарегистрировались в отеле, и все разошлись по своим номерам, а Стив всю дорогу ухмылялся. В ту секунду, когда я закрыл дверь нашего номера, я обернулся и увидел обнаженный зад Тары, стоящей у двери ванной, и ее взгляд через плечо с манящей улыбкой.
Я сорвал с себя рубашку и, спотыкаясь, направился в ванную вслед за ней. Оказавшись в душе, она хихикнула, закрываясь руками в защитном жесте.
— Сначала душ.
Я пожирал ее изгибы своим пристальным взглядом и направил ее в поток воды, целуя ее, смачивая ее волосы и вслепую потянувшись за шампунем. Звук удовлетворяемых потребностей наполнил душ, когда я налил шампунь ей на голову и начал намыливать, не отрывая своего рта от ее.
Наконец, она улыбнулась и оттолкнула меня, и я ухмыльнулся тому, как она выглядела.
— Давай поторопимся, — почти прохрипела она.
— Я помою твое тело. — Я взял бутылочку с гелем.
— Боже… будь милым.
— О, дорогая. Черт возьми, нет, я собираюсь быть жестоким. — Я налил пригоршню геля себе в ладони и намылил, начиная с самых кончиков ее затвердевших сосков. Она ответила на мою жестокость вздохом, быстро ополаскивая волосы. Я обхватил ее груди, застонав от того, как чертовски приятно они ощущались в моих руках, затем медленно скользнул ладонями по ее бокам, по бедрам, по ее заднице, затем ниже. — Слишком, блять, красиво. Как ты можешь просто стоять здесь и быть такой чертовски красивой? — прошептал я.