Наступила пауза, и Добролюб, испугавшись, что сейчас сразу же начнутся прения, решил — пора! Иначе провал операции неминуем. Мальчик открыл дверь на сцену, она заскрипела, и выступающий сердито повернул голову.
Тут Добролюб растянул мехи аккордеона, и зал тотчас огласился звуками пионерского марша. Вот на сцене появились ребята, вспыхнули с небольшим опозданием прожекторы, в зале сразу стало светло и торжественно. Участники совещания дружно поднялись и аплодисментами встретили пионеров.
Ребята встали в ряд спиной к президиуму и принялись маршировать на месте, а Добролюб все продолжал играть на аккордеоне. Минуту спустя Камен вышел из строя и тихо спросил, кто из присутствующих в президиуме является председателем исполкома. Им оказался выступающий. Камен вытянулся перед ним по стойке «смирно», словно собираясь рапортовать, но неожиданно перешел на шепот.
— Вы и в самом деле товарищ Гелев? Вы правда председатель? — Камену важно было убедиться, что он не ошибается.
— Я, а что такое?
— Скажите, когда вы начнете принимать школьников? Трижды мы по два часа сидели у вас в приемной, но так и не попали к вам. Разве так можно?
— Я не всегда знаю, кто у меня в приемной.
— Так когда же вы сможете принять нас?
— Ну хорошо, давайте в среду. А какое у вас ко мне дело?
— В среду, в котором часу? — уточнил Камен и протянул рулон с ребячьей декларацией.
— В десять утра.
Камен обрадовался: вполне можно успеть поговорить до школы. И пожал руку председателю.
Увидев это, Добролюб дал знак горнистам: зал наполнился торжественными звуками, не очень, впрочем, стройными, скорее даже немного фальшивыми. Маляка напрасно старался бить по барабану в такт, от усердия обливаясь потом. Положение еще больше ухудшилось, когда Панта внезапно выдал кикс — дунул в горн, а звук не появился. Добролюб от стыда готов был сквозь землю провалиться. Как самый музыкальный из своих приятелей-баскетболистов, он лучше других понимал, какое испытание выпало на долю присутствующих в зале. Но тут выручила Юлия. Выступив на шаг вперед, она громко произнесла:
выпалил свои две строки и Маляка. Пионерское приветствие прозвучало громко и торжественно и заключилось громом аплодисментов. Зал снова поднялся с мест и рукоплескал в такт маршу — Добролюб играл на аккордеоне.
Мальчики и девочки покинули зал очень довольные. Камен шепнул им о разговоре с председателем еще на сцене. Добролюб был переполнен чувством собственного достоинства, а Юлия все удивлялась: этот ненормальный не такой уж ненормальный.
На трамвайной остановке Добролюб вдруг стукнул себя по лбу, вспомнив, что пионеры, которым действительно было поручено приветствовать совещание, заперты в гримерной, и скорей бросился обратно.
Когда пионерская делегация торжественно появилась в зале, на трибуне стоял новый оратор. Добролюб тем не менее решительно шагнул на сцену — перерыва в заседании ждать нельзя, все его хитрости мигом выявятся!
На этот раз прожектора зажглись вовремя: Добролюб заранее предупредил осветителя. Выход пионерской делегации выглядел сейчас более торжественным — ребята появились с двух сторон сцены — отбивали шаг со знаменами, с барабанами, с горнами, теперь уже звучащими без единой фальшивой ноты. Впереди шагал Добролюб с аккордеоном. Сидящие в зале оторопели.
вновь зазвучало в зале.
Кто-то засмеялся, с каждой строкой пионерского приветствия смех усиливался, пока не охватил весь зал. Ребята смутились, а девочка, которой сейчас предстояло продекламировать часть стихотворения, даже расплакалась. Добролюб изо всех сил растянул аккордеон — в зале опять наступила тишина. Тогда к микрофону подошел мальчик, все еще бледный как полотно, и, расправив лист с пионерским приветствием участникам совещания, громко прочитал его.
В школе Добролюба встретили как героя. Все уже знали о каше, которую он заварил. Ребята окружили его и расспрашивали, как да что. Он рассказал им историю о его друзьях с улицы Васила Мулетарова из дома № 17, о спортивной площадке, при этом, как всегда, подводил под случившееся теоретическую базу, попутно рассуждая о гражданских правах школьников и между прочим заметив, что в других социалистических странах председатели райсоветов выделяют специальное время — целых три дня в неделю — для приема школьников. Разумеется, он это придумал на ходу, тут же, правда, почувствовав, что, пожалуй, переборщил.
Прозвенел звонок, школьники построились, и, когда они входили в класс, дежурный учитель многозначительно передал Добролюбу, что его вызывает директор. Добролюб сразу смекнул, едва ли его вызывают в связи с введением в Болгарии пятидневной учебной недели.
— Вы, случайно, не знаете, зачем я нужен директору?
— Не иначе, вручат орден Кирилла и Мефодия второй степени, — усмехнулся учитель.
Шутка с орденом еще больше смутила Добролюба. В волнении остановился он перед директорским кабинетом и тихо постучал, надеясь, что директор не услышит. Но ошибся. Только мальчик постучал, она сама открыла ему дверь, словно ждала ученика с нетерпением, и пригласила войти. Тон ее не предвещал ничего плохого. Не выглядела она и рассерженной.
— Ты знаешь, почему я тебя вызвала?
Знать-то он знал, но зачем отвечать сразу? Молчание — золото, поэтому Добролюб решил не спешить с ответом и задумался: признаться или нет. Вспомнил Добролюб и известное выражение: «Самая хорошая политика — честность».
— Знаю.
— Садись, раз знаешь, — пригласила директор. — А то пришлось бы стоять да стоять, пока не припомнил бы.
«Спасибо народной мудрости», — подумал Добролюб и сел на диван. К его неописуемому изумлению, директор молчала. Сидела за письменным столом и молчала. Он тоже умолк, время от времени украдкой бросая на нее взгляд. Потом подумал: пожалуй, немая сцена слишком затянулась. В конце концов она женщина, а он мужчина, следует уделить ей должное внимание.
— Очень жарко, — прервал молчание Добролюб. — Вот бы такую погоду на каникулы!
— Так оно и будет, — откликнулась директор. — Даже еще теплее.
Добролюбу эти слова совсем не понравились — он усмотрел в них плохое предзнаменование: пожалуй, ему следует сменить тему разговора, но мозг его словно парализовало. Снова наступило молчание, и Добролюб совсем растерялся. Он недоумевал: чего они ждут, но в этот момент дверь открылась, в комнату вошел его отец и, увидев сына, испугался:
— Опять что-нибудь натворил?
И лишь потом поздоровался с директором. О вызове в школу ему сообщили по телефону — чего только он не передумал по дороге!
— Что-нибудь случилось? — Отцу нетерпелось узнать причину столь неожиданного приглашения.
— Добролюб знает, пусть сам и скажет.
Мальчик принялся рассказывать историю спортплощадки на улице Васила Мулетарова. Когда он дошел до рассуждений о правах школьников, отец его прервал, потребовав оставить философствования, потому что…
Добролюб знал почему.
— Как можно так скверно поступать! — рассердился отец Добролюба.
— Вообще-то он мальчик старательный, сообразительный, но в последнее время стал хуже учиться. Я знаю, что… — Директор поколебалась, но потом все-таки сказала: — Добролюб, выйди ненадолго, мне нужно поговорить с твоим отцом наедине.
Мальчик, опустив голову, вышел из кабинета.
— Мы, естественно, учитываем, что ваш сын живет в особых условиях…
— Каких таких условиях? — Отец Добролюба был задет за живое. — Он живет в отличных условиях.
— Да, и все-таки… Конечно, вы о нем заботитесь, но любой ребенок разведенных родителей…
— Как разведенных?
— Вы и его мать… Я просила учителей быть особенно внимательными к детям разведенных родителей.